Я встряхиваю головой. Передо мной предстаёт привычное лицо, измазанное пеной.
Память возвращается урывками – в промежутках на кухне в шестой раз закипает чайник. Для человека, который вот-вот должен приехать за мной. Попьёт чая, расскажет, что происходит. Ответит на вопросы.
Перечитывая свои ночные записи, я тщетно пытался выделить главные вопросы, когда в дверь постучали. На пороге оказался тридцатилетний мужчина в гражданском.
– Вагонов Юра, – жму ему руку.
– Ага, Женя – представляется он. – Ну, что, бедолага, готов? Поехали тогда, а то я чуть припозднился.
О чае пришлось забыть. Выключаю чайник из розетки, беру барсетку с оставшимися документами, записи, и шагаю вслед за Женей вниз по лестнице.
Городские краски, выкрученные в негатив. Серые здания, напоминающие отсыревшие картонные коробки из-под сока. Привычные шумные улицы наводняли люди с каменными лицами. Изнутри машины эти люди кажутся такими глупыми. Несчастными, что ли. Множество идущих из точки А в точку Б, откуда после идут в точку А. Как будто там что-то изменилось со времени их ухода. Разнообразие в дороге до привычного. Жизнь – это путешествие, и чем дольше живёшь, тем отчетливей понимаешь, что дороги уже все истоптаны. Это обескураживает. Плёнка щетины на лицах мужчин, и растрёпанность волос женщин тому подтверждение, ааай, сколько же всякой фигни лезет с утра в голову!
В центре почти не оказалось припаркованных машин. Как и продавцов бижутерии и рекламщиков на углах улиц. Я езжу этой дорогой на работу каждый день и знаю всё досконально. Но почему-то сегодня всё как-то иначе.
Вчера что-то точно происходило. Или я просто старею. Или расстроен. Но всё же мне кажется, что что-то отпечаталось на лицах людей. Они не просто идут на работу. Они как будто что-то знают. Если хорошо приглядеться, то можно увидеть у них в глазах только отчуждение и подавленную до поры до времени злобу.
– Жень? – зову я своего временного водителя.
– Да.
– Может, расскажешь, что вообще происходит? Почему в отдел ты меня везёшь?
Пора бы уже всё расставить по своим местам.
– Что, и, правда, не помнишь? Я думал, Кириенко прикололся. Ты чё не помнишь, как я тебя домой вчера вёз?
– Ты меня домой вёз? – удивился я.
– Да ты в драбадан синий был. Оборванный, как бомж. Кириенко орал полночи в отделе. Сказал, тебя домой отвезти.
– А что орал?
– Да хрен его знает. Я поспать нормально пытался, а тут заваруха какая-то. Допросы, народу туча. Поспал, как же.
Так. Пытаюсь выстроить всю имеющуюся информацию в единую цепочку. Получается пока не очень.
– Жень, ты сказал, ты меня довозил вчера. Куда?
– Куда, блин. До дома. Таврическая 70, вроде.
– Правильно, – соглашаюсь я, но чувствую, что здесь должен быть какой-то подвох. – Подожди, а до квартиры ты меня провожал?
– Ты ж сказал дойдёшь! Вроде немного оклемался пока ехал. Ты попросил у магазина тебя высадить, что, собсна, я и сделал. И в часть назад поехал.
– То есть ты меня не довозил до дома?
– Да там идти-то было. Метров семьсот от силы. А что, случилось что-то?
– Да, ничего.
От осознания своей и его тупости голова стала невыносимо тяжёлой. Всё встало на свои места. Видимо, мне стало плохо и я повалился в снег, а когда вылез.. Вылез.. Помню только магазин.
Всю оставшуюся дорогу я молчу. Говорить с человеком, который не смог элементарно человека до подъезда довести, не хочется. Он просто деревянный, тупой, как пробка! А если бы я замёрз до смерти?! Видимо, его это не волнует.
Закрыв глаза, я откинулся на заднее сиденье, и попытался детализировано вспомнить события последних часов. Однако, в памяти всплыли картины иной давности.
Она поворачивает голову в мою сторону, и я чувствую мятный запах её зубной пасты. Вижу отчаяние, боль и своё отражение в её глазах. Отражение кого-то другого. Моя голова, прижатая ботинком космонавта, не соответствует отражению. В отражении по лицу течёт кровь, череп вот-вот побежит сеткой трещин, зубная крошка вперемешку с асфальтной. Картинка в гугле по поиску «боль».
Очередной раз дубина влетает в грудь девушки и отпрыгивает, как теннисный мяч от ракетки. Я чувствую, как начинают дрожать мои скулы. Схватившись за давившую меня ногу, я оттесняю её в сторону и вытягиваюсь на коленях, заслоняя собой избиваемую девушку. Перегнувшись через неё, мои глаза впиваются в смятую банку колы около мусорки. Взгляд расплывается в предвкушении боли. С ударом дубины по спине падает первая слеза в идеально чистый асфальт центра города.