«Сначала Григер,- продолжает Гагенбек,- отправился в Асканию-Нова к Фальц-Фейну в надежде получить от него сведения о том, где именно можно искать дикую лошадь.
С полным правом ревнивый к своим сокровищам любитель зверей в Крыму отказался дать нужные сведения, и только окольными путями удалось узнать, что дикая лошадь водится в окрестностях Кобдо, у северной подошвы Алтайских гор» {32}. Это был длинный путь!
И вот в один из дней января 1900 года два человека сошли с транссибирского поезда, когда остановился он на полустанке за Обью. Погрузив свой громоздкий багаж на сани, они направились на юг – к Бийску.
Кругом все было занесено снегом, бушевали ледяные ветры, сорокаградусный мороз обжигал, как огнем. Люди везли с собой на санях палатки, консервы, слитки серебра и пятьдесят тюков стерилизованного молока. Серебро предназначалось в дар загонщикам, которые должны были поймать диких жеребят, а молоко – для выкармливания пленников.
В Бийске пересели на верховых лошадей и верблюдов И уже по бездорожью, по глубокому снегу, «при страшном холоде» пробирались на юг еще около тысячи километров. И ранней монгольской весной, когда матки диких лошадей жеребятся, благополучно прибыли в Кобдо.
Григер не скупился на подарки и быстро приобрел расположение предводителей племен. В середине мая, когда нужно было начинать охоту, у его палатки толпились уже целые отряды предлагающих свои услуги наездников.
Прежде всего нужно было узнать, где, у каких водопоев держатся днем дикие кобылицы и много ли у них маленьких жеребят. Когда все это было разведано, «сама ловля уже не представляла особенных трудностей. Животные имеют обыкно-
вение проводить несколько часов у водопоя. Под прикрытием пробираются монголы со своими лошадьми, и по данному сигналу все с гиканьем и криком бросаются на мирно пасущееся стадо, которое испуганно уносится в степь. Виден только столб ныли. Но из этого столба постепенно вырисовываются перед глазами преследователей отдельные точки: это бедные жеребята, которые еще не могут скоро бежать и, обессиленные, остаются позади табуна. С раздувающимися от страха ноздрями и боками они наконец останавливаются, и их ловят петлей, прикрепленной на длинной жерди».
Дикого жеребенка подводят к домашней матке, но не раньше чем через три-четыре дня он привыкнет к ней и начнет сосать. А пока еще жеребята не привыкли, их поят стерилизованным молоком, привезенным в тюках из Европы.
Вскоре в лагере уже тридцать диких жеребят мирно сосали приемных матерей. Это было явное перевыполнение плана: Григер рассчитывал только на шесть! Как быть? Забирать ли весь улов с собой в Европу?
Чтобы узнать мнение Гагенбека, Григер решает послать телеграмму. И он отправляется в путь: две тысячи километров верхом, потом четыре дня на пароходе, двадцать восемь часов на ожидание ответа из Гамбурга на телеграфной станции. Наконец, после двадцатидневного отсутствия он вернулся в Кобдо {33}.
А здесь уже не тридцать, а пятьдесят два диких жеребенка ожидали решения своей судьбы. Григер забрал их всех с собой, и вскоре громадный караван потянулся к северу через степи и горы Монголии. Одиннадцать месяцев он был в пути. Из пятидесяти двух жеребят только двадцать восемь прибыли в Гамбург. Остальные погибли в дороге.
«Все это вранье!» – говорит профессор А. Г. Банников. Ни Григер и никто другой из агентов Гагенбека не был там, где живут дикие лошади, и не ловил их! Все это они сочинили. А потом немецкие зоологи с их слов писали о несуществующих местах обитания диких лошадей, о тысячных их стадах и пр. Григер купил жеребят в Бийске… у кого? Конечно, у Асанова. Пятнадцать жеребчиков и тринадцать кобылок: одна лошадь пала в дороге, двадцать семь привезли в Гамбург, двенадцать продали в Англию, других-во Францию, Голландию, США и в зоопарки Германии. Через год люди Гагенбека снова поехали к Асанову (на этот раз в Кобдо) и купили еще одиннадцать жеребят.
Ни Асанов, ни его охотники не знали, конечно, что спасли от вымирания род диких коней, что лошади, пойманные ими, будут, по существу, последними, которых людям удастся привезти в Европу из Монголии {34}. От них (но не от всех, а только от трех пар) произошли те джунгарские тарпаны, которые живут сейчас в зоопарках всего мира. На воле, в Центральной Азии, возможно, и не осталось уже диких лошадей.
Лет двадцать назад, говорит профессор А. Г. Банников в монографии о зверях Монголии, дикие лошади встречались только к северу от хребтов Байтаг-Богдо и Тахиин Шарануру. Зимой 1959-60 года там жило еще два небольших табуна – в обоих было около двадцати лошадей.
А теперь… а теперь нет у нас уверенности, что дикие лошади еще живут на воле, в Монголии. Если и осталось их там с десяток или два, они все обречены, пишет профессор Гептнер, «на скорую гибель».
В конце прошлого и в начале нашего века в Европу переселили пятьдесят две чистокровные лошади Пржевальского, из них первые одиннадцать – в Асканию-Нова. Но только три (две кобылы и жеребец Васька) дожили здесь до того возраста, когда у лошадей могут родиться жеребята. Больше диких лошадей в Асканию-Нова не привозили. Но от тех, что были здесь, наши зоотехники произвели 37 чистокровных потомков и больше тридцати гибридов.
Потом началась война. Немцы, оккупировав Украину, вывезли в Германию двух лошадей Пржевальского. Остальные погибли. К концу войны в стране у нас не осталось ни одной дикой лошади. Но после войны из Праги и из Германии доставили в Асканию-Нова двух чистокровных джунгарских жеребцов и одну кобылу (из Монголии – Орлицу-III). Бесплодием они не страдали, и к началу 1964 года в просторных загонах в украинской степи паслось уже семь диких лошадей.
В 1950 году два небольших стада диких коней (в каждом по дюжине голов) составляли главную достопримечательность зоопарков в Праге и Мюнхене. Две старые лошади жили также в Уипснейде {35}, в Англии, и один дряхлый жеребец – в парке Воберн-Аббей. Этот последний представитель знаменитого во-бернского табуна, родоначальников которого пятьдесят четыре года назад Григер сосунками привез из Бийска, умер от старости в 1955 году.
А двумя годами раньше Лондонское зоологическое общество, официальный шеф Уипснейдского парка, отчаявшись получить приплод от двух своих престарелых лошадей, решило купить молодых производителей у Пражского зоопарка. Купили жеребца и кобылу, и в следующие два года они принесли двух жеребят. В это же почти время и американцы отправились за океан на поиски диких лошадей. Они нашли их в Праге и Мюнхене. Так что в конце 1958 года во всем мире жило ужо в неволе 56 лошадей Пржевальского: в Праге -13 коней, в Кэтскилле (США) – 10, в Мюнхене – 6, в Уипснейде-6, в некоторых других зоопарках – по 1-3. В январе 1964 года в мире было уже 109, а в 1965 году – 125 лошадей, носящих имя нашего знаменитого соотечественника. Ряды их прибывают – радостно об этом слышать.
В СССР живет девять (а может быть, уже и больше) диких лошадей: восемь в Аскании-Нова и одна в зоопарке Москвы. Кажется, планируется поселение диких лошадей на уединенном острове в Аральском море, где уже отлично прижились куланы и сайгаки. Там будут они пастись на воле в таких же почти условиях, как и у себя на родине, в Монголии.
А в 1959 году Международный симпозиум, собравшийся в Праге, постановил создать интернациональное общество по сохранению лошади Пржевальского с теми же задачами, которые были положены в основу работы общества по спасению зубра {36}.
Пожелаем же больших удач и тому и другому благородному содружеству!
{32}Имеется в виду Монгольский Алтай. Кроме того, Аскания-Нова расположена хоть и близко к Крыму, но не в Крыму, как пишет Гагенбек.
{33}Совершенно невероятный пробег: в день Григер должен был проезжать верхом в среднем около 140 километров!
{34}Все живущие в зоопарках мира лошади Пржевальского – потомки четвертого-пятого поколений лошадей, добытых Асановым. Только кобыла Орлица-III из Аскании-Нова родилась на воле. Ее поймали в 1947 году маленьким жеребенком в Монголии и в 1958 году привезли в СССР.
{35}Зоологический парк Уипснейд был основан в 1930 году в пятидесяти километрах к северу от Лондона. Здесь на нескольких квадратных километрах сооружены были загоны, в которых поселили многих экзотических и редких животных. Интересно, что в 1943 году немцы пытались акклиматизировать у себя лошадей Пржевальского: четырех животных выпустили на волю из зоопарка, думали, может быть, они приживутся в лесах и пустошах. Но через два года лошади погибли.