Роберт.
Ох… уморил!..
Эрик.
Да что сказать ты хочешь?
Роберт.
Что я шутил, а гусь поверил… Брось,
святоша, потолкуем простодушней!
Ведь из дому ты вылетел небось
как жеребец — из сумрачной конюшни!
Да, мир широк, и много в нем кобыл,
податливых, здоровых и красивых, —
жен всех мастей, каурых, белых, сивых,
и вороных, и в яблоках, — забыл?
Небось пока покусывал им гривы,
не думал ты, мой пилигрим игривый,
о девушке под липами, о той,
которую ты назвал бы святой,
Когда б она теперь не отдавала
своей дырявой святости внаем?
Эрик.
Я был прельщен болотным огоньком:
твоя душа мертва… В ней два провала,
где очи ангела блистали встарь…
Ты жалок мне… Да, видно, я — звонарь
в стране, где храмов нет…
Роберт.
Зато есть славный
кабак. Холуй, вина! Пей, братец, пей!
Вот кровь моя… Под шкурою моей
она рекой хмельной и своенравной
течет, течет, — и пляшет разум мой,
и в каждой жиле песня.
Эрик.
Боже, Боже!
Как горестно паденье это! Что же
я расскажу, когда вернусь домой?
Роберт.
Не торопись, не торопись… Возможно,
что ты — простак, а я — свидетель ложный
и никого ты дома не найдешь…
Возможно ведь?
Эрик.
Кощунственная ложь!
Хозяин, повели закладывать… Не в силах
я дольше ждать!
(Ходит взад и вперед)
Роберт.
Подумай о могилах,
которые увидишь ты вокруг
скосившегося дома…
Эрик.
Заклинаю
тебя! Признайся мне, — ты лгал?
Роберт.
Не знаю.
Колвил.
(возвращается)
Возок ваш на дворе.
Эрик.
Спасибо, друг.
(К Роберту.)
Последний раз прошу тебя… а впрочем, —
ты вновь солжешь…
Роберт.
Друг друга мы морочим:
ты благостным паломником предстал,
я — грешником растаявшим! Забавно…
Эрик.
Прощай же, брат! Не правда ль, время славно
мы провели?
Колвил и кучер выносят вещи.
Колвил.
(в дверях)
…а дождик перестал…
Эрик.
(выходит за ним)
Жемчужный щит сияет над туманом.
В комнате остается один Роберт.
Голос кучера.
Эй, милые…
Пауза. Колвил возвращается.
Колвил.
Да… братья… грех какой!
Роберт.