(Бормочет.)
Флэминг.
…и все же нестерпимо
жить хочется… Да, — гнаться за мячом,
за женщиной, за солнцем, — или проще —
есть, много есть, — рвать, рвать сардинок жирных
из золотого масла, из жестянки…
Жить хочется до бешенства, до боли —
жить как-нибудь…
Капитан Скэт.
Что, что случилось? Кто там?
Что случилось?..
Флэминг.
Ничего, Хозяин.
Спокойно все… Вот только Кингсли бредит…
Капитан Скэт.
Ох…
Мне снился сон какой-то, светлый, страшный.
Где Джонсон?
Флэминг.
Вышел… Посмотреть хотел он,
не видно ли спасенья.
Капитан Скэт.
Как давно?
Флэминг.
Минут уж двадцать…
Капитан Скэт.
Флэминг! — что ж ты, право,
не надо было выпускать его…
но впрочем…
Помоги мне встать, скорей,
скорей… Мы выйдем…
Флэминг.
Я, Хозяин, думал…
Капитан Скэт.
Нет, ты не виноват.
Ух, снегу сколько!
Уходят вместе. Пауза.
Кингсли.
(один, бредит)
Ты не толкай — сам знаю — брось — не нужно
меня толкать…
(Приподнимается.)
Хозяин, Флэминг, Джонсон!
Хозяин!..
Никого… А! Понимаю,
втроем ушли. Им, верно, показалось,
что я уж мертв… Оставили меня,
пустились в путь…
Нет! Это шутка! Стойте,
вернитесь же… хочу я вам сказать…
хочу я вам… А! Вот что значит смерть:
стеклянный вход… вода… вода… все ясно…
Пауза. Возвращаются Капитан и Флэминг.
Капитан Скэт.
Вот глупо — не могу ступать.
Спасибо…
Но все равно. Мы Джонсона едва ли
могли б найти… Ты понял, что он сделал?
Флэминг.
Конечно… Ослабел, упал; бессильный,
Звал, может быть… Все это очень страшно…
(Отходит в глубь палатки.)
Капитан Скэт.
(про себя)
Нет, — он не звал. Ему лишь показалось,
что он — больной — мешает остальным, —
и вот ушел… Так это было просто
и доблестно… Мешок мой словно камень —
не натянуть…
Флэминг.
Хозяин! Плохо! Кингсли
скончался… Посмотри…
Капитан Скэт.
Мой бедный Эрик!
Зачем я взял его с собой? Средь нас
он младший был… Как он заплакал, — помнишь, —
когда на полюсе нашли мы флаг
норвежский… Тело можно тут оставить, —
не трогай…
Пауза.
Флэминг.
Мы одни теперь, Хозяин…
Капитан Скэт.
Не надолго, друг мой, не надолго…
Флэминг.
Пурга смолкает…
Капитан Скэт.
Знаешь ли — я думал —
вот, например, — Колумб… Страдал он, верно, —
зато открыл чудеснейшие страны,
а мы страдали, чтоб открыть одни
губительные белые пустыни…
И, знаешь, — все-таки так надо…
Флэминг.
Что же,
Хозяин, — не попробовать ли нам?
Двенадцать миль — и спасены…