(с кресел)
Какая там картина вам нравится? Не вижу я… Березы над заводью? МОРН: Нет, — вечер, луг зеленый… Кто написал? ТРЕМЕНС: Он умер. Кость осталась холодная. На ней распято что-то — лохмотье, дух{17}… О, право, я не знаю, зачем храню картины эти. Бросьте, не нужно их смотреть! ГАНУС: А! В дверь стучат! Нет, человек с подносом… Тременс, Тременс, не смейся надо мной!.. ТРЕМЕНС:(слуге)
Поставь сюда. На, выпей, Ганус. ГАНУС: Не хочу. ТРЕМЕНС: Как знаешь. Не откажитесь, судари мои, прошу. МОРН: Спасибо. Но скажите, Тременс, с каких же пор писать вы перестали? ТРЕМЕНС: С тех пор, как овдовел. МОРН: И вас теперь не тянет вновь просунуть палец в пройму палитры? ТРЕМЕНС: Слушайте, мы собрались, чтоб смерть решать, — вопрос отменно важный; не к месту здесь цветные разговоры. Поговорим о смерти. Вы смеетесь? Тем лучше; но поговорим о смерти. Что — упоенье смерти? Это — боль, как молния. Душа подобна зубу, и душу Бог выкручивает — хрясь! — и кончено… Что дальше? Тошнота немыслимая и потом — зиянье, спирали сумасшествия — и чувство кружащегося живчика, — и тьма, тьма, — гробовая бархатная бездна, а в бездне… ЭДМИН: Перестаньте! Это хуже, чем о плохой картине рассуждать! Вот. Наконец-то.Слуга вводит Дандилио.
ДАНДИЛИО: Добрый вечер! Ух, как жарко тут! А мы давненько, Тременс, не виделись — отшельником живете. Я изумлен был вашим приглашеньем: мудрец-де приглашает мотылька. Для Эллы — вот — коробка глянцевитых засахаренных слив — она их любит. Морн, здравствуйте! Эдмин, вы дурно спите бледны, как ландыш… Ба! Неужто — Ганус? Ведь мы знакомы были. Это — тайна, не правда ли, что вы к нам воротились? Когда вечор мы с вами… как узнал я? Да по клейму, по синей цифре — тут — повыше кисти: заломили руки, и цифра обнажилась. Я приметил и, помнится, сказал, что в Дездемоне… ТРЕМЕНС: Вот вам вино, печенья… Скоро Элла вернется… Видите, живу я тихо, но весело. И мне налейте. Кстати, тут вышел спор: вот эти господа решить хотят, кому из них платить за ужин… в честь одной плясуньи модной. Вот если б вы… ДАНДИЛИО: Конечно! Заплачу с охотою! ТРЕМЕНС: Нет, нет, не то… Сожмите платок и выпустите два конца, — один с узлом… МОРН: …невидимым, конечно. Ведь он дитя, — все объясняй ему! Вы помните, беспечный одуванчик, я ночью раз на уличный фонарь вас посадил: просвечивал седой ваш хохолок, и вы цилиндр мохнатый старались нахлобучить на луну и чмокали так радостно… ДАНДИЛИО: И после в цилиндре пахло молоком. Шутник, прощаю вам! ГАНУС: Скорей же… вас просили… ведь надо кончить… ДАНДИЛИО: Полно, полно, друже, терпенье… Вот платок мой. Не платок, а знамя разноцветное. Простите. Спиною стану к обществу… Готово! ТРЕМЕНС: Платить тому, кто вырвет узел. Ганус, тяни… ГАНУС: Пустой! МОРН: Вам, как всегда, везет… ГАНУС: Я не могу… что сделал я!.. не надо… ТРЕМЕНС: Сжал голову, бормочет… Ведь не ты — он проиграл! ДАНДИЛИО: Позвольте, что такое… ошибся я… узла и вовсе нет, не завязал, смотрите, вот так чудо! ЭДМИН: Судьба, судьба, судьба решила так!.. Послушайтесь судьбы! Так и выходит! Прошу вас — я прошу вас — помиритесь! Все хорошо!.. ДАНДИЛИО:(нюхает <табак>)
…И я плачу за ужин. ТРЕМЕНС: Знаток картин волнуется… Довольно с судьбой шутить: давай сюда платок! ДАНДИЛИО: Как так — давай? Он нужен мне — чихаю, он в табаке, он сыроват; к тому же простужен я. ТРЕМЕНС: Э, проще мы устроим! Вот — с картами… ГАНУС:(бормочет)
Я не могу… ТРЕМЕНС: Скорей, какая масть? МОРН: Ну что же, я люблю цвет алый — жизнь, и розы, и рассветы.. ТРЕМЕНС: Показываю! Ганус, стой! вот глупый — бух в обморок!.. ДАНДИЛИО: Держите, ух, тяжелый! Держите, Тременс, — кости у меня стеклянные. А, вот — очнулся. ГАНУС: Боже, прости меня… ДАНДИЛИО: Пойдем, пойдем… приляжем…