В дверях незаметно появилась Элла.
ТРЕМЕНС: …В другое время ты рассмеялся бы… Мой твердый, ясный, свободный мой помощник — нежен стал, как девушка стареющая… ГАНУС: Тременс, прости меня, что шутки я не понял, но ты не знаешь, ты не знаешь… Очень измучился я… Ветер в камышах шептал мне про измену. Я молился. Я подкупал ползучее сомненье воспоминаньем вынужденным, — самым крылатым, самым сокровенным, — цвет свой теряющим при перелете в слово, — и вдруг теперь… ЭЛЛА:(подходя)
Конечно, он шутил! ТРЕМЕНС: Подслушала? ЭЛЛА: Нет. Я давно уж знаю — ты любишь непонятные словечки, загадки, вот и все… ТРЕМЕНС:(к Ганусу)
Ты дочь мою узнал? ГАНУС: Как, неужели это — Элла? Та девочка, что с книгою всегда плашмя лежала вот на этой шкуре, пока мы тут миры испепеляли?.. ЭЛЛА: И вы пылали громче всех, и так накурите, бывало, что не люди, а будто привиденья плещут в сизых волнах… Но как же это вы вернулись? ГАНУС: Двух часовых поленом оглушил и проплутал полгода… А теперь, добравшись, наконец, — беглец не смеет войти в свой дом… ЭЛЛА: Я там бываю часто. ГАНУС: Как хорошо… ЭЛЛА: Да, очень я дружна с женою вашей. Мы в гостиной темной о вашей горькой доле не однажды с ней говорили… Правда, иногда мне было трудно: ведь никто не знает, что мой отец… ГАНУС: Я понимаю… ЭЛЛА: Часто, вся в тихом блеске, плакала она, как, знаете, Мидия плачет, — молча и не мигая… Летом мы гуляли по городским окраинам — там, где вы гуляли с ней… На днях она гадала, на месяц глядя сквозь бокал вина… Я больше вам скажу: как раз сегодня я на вечер к ней еду, — будут танцы, поэты…(Указывает на Тременса.)
Задремал, смотрите… ГАНУС: Вечер — но без меня… ЭЛЛА: Без вас? ГАНУС: Я — вне закона: поймают — крышка… Слушайте, записку я напишу — вы ей передадите, а я внизу ответа подожду… ЭЛЛА:(закружившись)
Придумала! Придумала! Вот славно! Я, видите ли, в школе театральной учусь: тут краски у меня, помады семи цветов… Лицо вам так размажу, что сам Господь в день Страшного Суда вас не узнает! Что, хотите? ГАНУС: Да… Пожалуй, только… ЭЛЛА: Просто я скажу, что вы актер, знакомый мой, и грима не стерли — так он был хорош… Довольно! Не рассуждать! Сюда садитесь, к свету. Так, хорошо. Вы будете Отелло — курчавый, старый, темнолицый Мавр. Я вам еще отцовский дам сюртук и черные перчатки… ГАНУС: Как занятно: Отелло — в сюртуке!.. ЭЛЛА: Сидите смирно. ТРЕМЕНС: