Актер долго не отвечал.
— Позвольте вкратце описать вам мои эмоции в процессе расследования, — заговорил он наконец. — Когда у меня исчезли все сомнения в том, что преступник — Джеки, я столкнулся с ужасной проблемой. С социологической точки зрения мальчик не мог считаться морально ответственным за свое преступление. Он был жертвой грехов его бабушки. Что мне было делать? Разоблачить его? В таком случае какой была бы ваша позиция как служителей закона? Ваши руки были бы связаны. Ребенка следовало арестовать, вероятно, отправить в тюрьму до достижения совершеннолетия, а потом судить за убийство, совершенное в возрасте, когда он не являлся морально ответственным. Предположим, Джеки не осудили бы за убийство — что тогда? Лучшее, на что он мог надеяться, — это быть оправданным на основании безумия и провести оставшуюся жизнь в сумасшедшем доме. — Лейн вздохнул. — Поэтому я, не будучи служителем закона и чувствуя, что мальчик, поскольку он расплачивается за чужие грехи, унаследовав преступные импульсы и воспользовавшись чужим планом, и является жертвой обстоятельств… заслужил свой шанс!
Двое мужчин молчали. Лейн посмотрел на гладкую поверхность пруда, по которой скользили черные лебеди.
— С самого начала — когда я еще не прочитал план и лишь предполагал, что он составлен взрослым, — я предвидел возможность еще одного покушения на жизнь Луизы. Почему? Потому что, так как первые две попытки были ложными, а целью являлась смерть миссис Хэттер, казалось логичным, что преступник совершит еще одно «покушение» на Луизу, дабы усилить иллюзию, что убить хотели ее, а не ее мать… Я не мог быть уверен, что третья попытка не окажется успешной, в случае если преступник действительно захочет убить Луизу. Как бы то ни было, я не сомневался, что она произойдет.
Эту теорию подтвердила находка в тайнике дымохода пробирки с физостигмином — ядом, который еще не был упомянут в плане. Я заменил физостигмин молоком по двум причинам — чтобы избежать оплошности и чтобы дать Джеки шанс.
— Боюсь, я не вполне понимаю, как… — начал Бруно.
— Поэтому я и не мог сообщить вам, где нашел план, — отозвался Лейн. — Вы бы продолжали не понимать, пока бы не стало слишком поздно. Вероятно, вы бы расставили для Джеки ловушку, поймали его в дымоходе и арестовали… В каком смысле я дал ему шанс? Вот в каком. В рукописи неоднократно подчеркивалось отсутствие намерения отравить Луизу. Поместив в пробирку безвредную жидкость, я дал Джеки возможность осуществить без трагических результатов последнюю инструкцию плана — третью ложную попытку отравления Луизы. Я чувствовал уверенность, что он будет следовать плану до самого конца, и спросил себя: что сделает Джеки после того, как отравит простоквашу, как ему предписывали инструкции? В плане на этот счет не было подробных сведений — Игрек всего лишь упоминал, что он либо привлечет внимание к каким-то неполадкам с простоквашей, либо каким-то образом помешает Луизе выпить ее. Поэтому я наблюдал.
— И что же он сделал? — спросил окружной прокурор.
— Проскользнул в спальню с карниза и достал пробирку, где, как он думал, содержится яд. Я знал, что план предписывает добавить в стакан пятнадцать капель. Но Джеки, поколебавшись, вылил в стакан все содержимое пробирки. — Лейн сделал паузу и посмотрел на небо. — Это выглядело скверно — впервые он намеренно нарушил инструкции.
— И?.. — резко произнес Тамм.
Лейн устало посмотрел на него:
— Несмотря на то что план предписывал ему привлечь внимание к отравленной простокваше, прежде чем Луиза ее выпьет, Джеки этого не сделал. Он позволил ей выпить из стакана, наблюдая с карниза снаружи окна, и я видел разочарование на его лице, когда она выпила простоквашу и не обнаружила никаких признаков отравления.
— Боже милостивый! — воскликнул потрясенный Бруно.
— Не такой уж милостивый — во всяком случае, к этому бедному юному созданию… Моя проблема заключалась в том, что сделает Джеки дальше. Он уже не подчинился некоторым инструкциям, но теперь, когда план исчерпал себя, будет ли он действовать самостоятельно? Я твердо решил, что если Джеки на этом остановится и не будет предпринимать дальнейших попыток отравить Луизу или кого-либо еще, то я не стану никому сообщать о его вине, признаю себя побежденным и уйду со сцены. Мальчик должен был получить шанс избавиться от содержащегося в нем зла…
Инспектор Тамм выглядел смущенным, а Бруно сосредоточился на муравье, который тащил кусочек сухого листа.
— Я наблюдал за лабораторией, — продолжал бесстрастный голос, — единственным местом, где Джеки мог обзавестись очередной порцией яда — если бы захотел этого. К сожалению, так и произошло. Я видел, как он пробрался в комнату, снял с полки бутылку с надписью «ЯД» и наполнил пузырек ее содержимым, а потом ушел. — Лейн поднялся, ковыряя землю носом туфли. — Джеки приговорил себя, джентльмены. Жажда крови и убийства ударила ему в голову… Теперь он действовал по собственной инициативе — за пределами письменных предписаний и практически нарушая их. Я понял, что он неисправим и, оставаясь вне подозрений, будет представлять собой постоянную угрозу обществу. В то же время, если бы я разоблачил его, это привело бы к чудовищному зрелищу: мы обрекли бы общество мстить тринадцатилетнему ребенку за преступление, в котором, по сути дела, было повинно оно само…
Лейн умолк, а когда заговорил снова, его голос звучал по-другому:
— Эту трагедию можно назвать «Трагедией Игрек», как называл себя Йорк Хэттер. Он спланировал преступление, предназначая его для детективного романа, но создал чудовище Франкенштейна[62] в лице собственного внука, который осуществил план, пойдя гораздо дальше намерений Игрека. Когда мальчик умер, я решил притвориться потрясенным и не разоблачать его. Что хорошего могло бы из этого выйти? Для всех было лучше, что виновность Джеки осталась неизвестной. А если бы я сообщил о ней вам, когда ваше начальство и пресса требовали раскрытия дела, вы были бы вынуждены предать ее огласке…
Тамм собирался заговорить, но Лейн быстро продолжил:
— К тому же нужно было думать о Марте, матери Джеки, и, что еще важнее, о его младшем брате Билли, который также имел право получить свой шанс… При этом, инспектор, я не собирался позволить причинить вам вред. Если бы, например, вас понизили в должности за то, что вы не смогли поймать преступника, мне пришлось бы сообщить вам разгадку, чтобы вы могли сохранить свое положение…
— Благодарю, — сухо сказал Тамм.
— Но когда прошло два месяца, протесты заглохли и вы не пострадали, у меня больше не было причин утаивать факты от вас — как людей, а не служителей закона. Я только надеюсь, что с человеческой точки зрения вы поймете мои мотивы и сохраните в тайне ужасную историю Джеки Хэттера.
Бруно и Тамм молча кивнули — оба выглядели задумчивыми и подавленными. Внезапно инспектор, сидевший на траве, выпрямился и прижал колени к широкой груди.
— Мне кое-что непонятно в последней фазе дела. — Он сорвал травинку и начал жевать ее. — Каким образом мальчик ошибся и выпил за ужином отравленное молоко, предназначавшееся Луизе Кэмпион?
Лейн не ответил. Отвернувшись, он сунул руку в карман, достал кусок хлеба и стал бросать крошки в пруд. Лебеди грациозно подплыли к нему и начали клевать крошки.
Тамм наклонился вперед и похлопал актера по колену.
— Вы не слышали, что я спросил, мистер Лейн?
Окружной прокурор неожиданно поднялся и так сильно ущипнул инспектора за плечо, что тот вздрогнул и уставился на него. Лицо Бруно побелело, а подбородок окаменел.
Лейн медленно повернулся и устремил страдальческий взгляд на двоих мужчин.
— Пошли, инспектор, — странным тоном произнес Бруно. — Мистер Лейн устал. Нам лучше вернуться в город.
62
Франкенштейн — герой одноименного романа английской писательницы Мэри Шелли (1797–1851), ученый, создавший уничтожившего его монстра.