Перу Бойко принадлежали его воспоминания о пытках и истязаниях, которым он подвергался в 1937 г. во внутренней тюрьме НКВД, выходившей окнами в рощу, а также его сатирические повести, клеймившие неудачные попытки «гебистов» развернуть партизанское движение в Ставрополе. Читатели с нетерпением ждали новых фельетонов «Аспида», до революции одноклассника М.А. Булгакова в Киевской гимназии, затем библиотекаря в Киевском военном училище, где он получил 3 года по провокационному делу «Весна» группы офицеров-преподавателей училища. Особенный успех имел его фельетон о колхозной свинье Маше, которая с младенческих лет жила в колхозе в таких комфортных условиях, о которых не смел мечтать ни один колхозник… Её отпаивали сливками, откармливали добротным зерном, часто мыли в душе, чтобы, упаси Боже, не повредить её сытому и благополучному существованию…
Газета печатала статьи атамана станицы Николаевской М.Г. Земцова об ужасах спровоцированного Л.М. Кагановичем в 1933 г. искусственного голода на Кубани (под псевдонимом М. Хопёрский), статьи о Лермонтовском Ставрополе местного лермонтоведа, Л.Н. Польского (Леонидова), очерк о кафедральном соборе юного студента Н. Крестовоздвиженского (сына местного энтомолога В. Лучника), большую статью Л. Градова «Быть Ленинграду пусту», первой рассказавшей об ужасах Ленинградской блокады, возникшей по вине Л.А. Жданова, отказавшегося от пополнения продовольственных запасов Ленинграда в первые месяцы войны. Очень интересен был очерк бежавшего из Сталинграда журналиста Юрия Чекалина о жизни крестьян Ставрополья в оккупацию. Они жирно ели, много пили самогона-первача, предаваясь размышлениям о будущем. А после прорыва немецкой обороны 19 ноября 1942 г. им следовало уже собирать обозы и по льду Азовского моря пробирайся на Таганрог. Ведь всех их ждала мобилизация в армию и безжалостная гибель в кровопролитных боях на Сев. Донце, и в битве на Курской дуге, и при переправе через Днепр при занятии Киева. Мало кто из этих ставропольцев тогда выжил, много тел убитых занёс Днепр в пучину Чёрного моря. Сам Чекалин, бывший «звездой» «Орджоникидзевской правды» появился в Ставрополе внезапно в канун разгрома немцев под Сталинградом, не поймёшь не то дезертир, не то беглец из лагеря военнопленных. Зондерфюрер отдела пропаганды «К» Шюле всячески убеждал его перейти на работу в «Утро Кавказа», но Чекалин упирался и затягивал решение. Что-то в его положении было неясно: будь он дезертир, ему от советов не было бы пощады. Да и на беглеца из лагеря военнопленных он тоже не был похож: шинель на нём ещё была целая, да и не пройти ему было путь от Сталинграда до Ставрополя без надёжных немецких документов. Оставался ещё вариант: с хорошими документами пройти в качестве разведчика по немецким тылам Ставрополья, что он, наверно, и сделал в конце концов. Поломавшись в отделе пропаганды «Кавказ», он поехал в глухой тыл Ставрополья, побывал в его медвежьих углах, насмотрелся, наговорился и вернулся с уже написанной рукописью. Его очерк имел большой успех. Это была первая корреспонденция о настроениях и надеждах ставропольскою мужика-хлебороба. Сам Чекалин как появился, так тут же и исчез… Не исключено, что в его судьбу вмешался Абвер, имевший в Ставрополе своих достойных представителей-офицеров в совершенстве владевших русским языком и они, возможно, вовлекли его в свои игры. Ведь до конца войны ещё оставалось два с половиной года и в судьбе самого Чекалина могло произойти много метаморфоз! Во всяком случае, неожиданное возникновение Чекалина в ноябре-декабре 1942 года носило таинственный и неразгаданный характер. Мне, во всяком случае, он больше нигде не встретился!
Со времени молебна, отслуженного духовенством Успенской церкви на Ярмарочной площади, произошли перемены и в церковных делах. В газете Утро Кавказа» появилась статья моего отца за подписью Н. Дмитриевский, где излагалась история жесточайшей борьбы между двумя течениями Русской Православной Церкви: тихоновцами и обновленцами. В результате этой борьбы во всей епархии осталось 12 церквей! Мощный натиск верующих поневоле заставил подумать о возрождении кое-где сохранившихся церквей и обезпечении их духовенством. По инициативе румынского командования и с помощью городской управы начали перевозить из закрытой Андреевской церкви сваленные грудой документы краевого архива-ГАСК. Помещение церкви было приведено в порядок: на Рождество 25 декабря состоялась служба в освобождённой от архивных дел церкви с участием православных румынских солдат и офицеров. На втором этаже пристройки колокольни расположилось Епархиальное Управление (с обширной библиотекой краевого архива), а на первом этаже была устроена свечная мастерская, начавшая снабжать свечами ближайшие к Ставрополю церкви. Таким образом в Ставрополе появился еще один собор, ставший в дальнейшем играть роль кафедрального.
Вскоре после того, как немцы по приказу Гитлера в цепях спрямления линии фронта оставили Ставрополь и отошли к Ростову на Дону и на Таманский полуостров — Кубанское предмостное укрепление с г. Новороссийском, из Кизляра прибыл уезжавший в эвакуацию митрополит Гермоген (В.И. Кожин), произошло примирение враждовавших конфессиональных групп, обновленческое духовенство отслужило чин покаяния перед верующими и Ставропольская епархия начала новую жизнь во главе с новым епископом Антонием Романовским, освобождённом из заключения.
Приказ об оставлении Северного Кавказа и отходе на Таманский полуостров снова привёл в движение войска армейской группы «А» фельдмаршала Клейста. Они организованно и планомерно начали свой отход, не вступая в боевое столкновение с частями Северо-Кавказского фронта. Пытаясь застраховаться бургомистр Ставрополя Кривохатский со своими приближёнными и некоторыми полицейскими решил предупредить ход событий, захватить власть в свои руки до прихода частей Красной Армии и помешать командам «факельщиков» в уничтожении городских зданий. Но служба «СД» (Sinerungs Diensl) предупредила их, заговорщики были арестованы и расстреляны командой солдат «СС», состоявшей из горцев Северного Кавказа и имевшей пребывание в здании крайсуда. Группа Кривохатского ничего не добилась, безславно погибла и её попытка осталась никем не оценённой. Надо было ей по примеру начальника отдела здравоохранения М. Шульца, начальника одного из отделений полиции Овсянникова, начальника отдела просвещения К.А. Беляцкого, бывшего бургомистра С.Н. Меркулова забрать лучших лошадей в городской управе и отправиться в «отступ», держа курс на Ейск, где перебраться по льду Азовского моря к Таганрогу и там присоединиться к мощному потоку беженцев, уходивших от сталинского гнёта и насилия. Никто из них мудро не ждал ничего хорошего от встреч с «гебистами».
В Ставрополе сразу по «освобождении» города по заранее составленным спискам начались многочисленные аресты. «Особисты» полевых частей хватали всех без разбора. «Факельщики» успели сжечь здание СД-НКВД и арестованными набили дом в два этажа на проспекте Октябрьской революции рядом с кинотеатром. Арестовали и продержали много лет в лагере талантливого агронома Сохранова. Посадили юношу-студента Колю Лучника за невинную краеведческую заметку об истории кафедрального собора. Схватили и приговорили к расстрелу офицера-инвалида за то, что он, не имея средств к жизни, написал несколько невинных заметок для агрономического бюллетеня. Группу людей на Подгорной улице (Хатукаева и др.) обвинили в связи с Гестапо, в выдаче немцам советских патриотов. Их били, пытали, издевались над ними и после суда отправили в Норильск!
Интересно, чтобы сделали с Ширяевым, Бойко, с Капраловым, если бы они попали в их руки? Наверно, по примеру Краснодара повесили бы на площади! К счастью, они оказались за пределами досягаемости «особистов» и «смершевцев», движимых чувством злобной мести. Ширяев умер в Сан-Ремо в Италии. Аспид-Капралов в числе 200 тысяч «перемещённых лиц» перебрался в США, где ещё работал в «Голосе Америки». Шульц с женой оказался в Аргентине. Беляцкий умер в Краснодаре, где я с ним однажды встречался. До этого просидел ряд лет в Воркуте.
Надо признать, что немцы никогда не бросали на произвол судьбы тех, кто с ними сотрудничал. Всех в Ставрополе, кто хотел, погрузили в вагоны, дали сопровождающих и кружным путём отправили в Симферополь к месту новой дислокации штаба фон Клейста. Там они снова возобновили работу. И отсюда их так же заблаговременно вывезли в Херсон и Николаев. Сам я колебался, как мне поступить? Но потом по зрелом размышлении решил: надо ехать! Встречаться с «кувшинными рылами» наглых, мордатых и жестоких следователей НКВД не имело расчёта, да и попадать в лагерь, по сути дела, ни за что да ещё в разгаре войны не имело смысла…