Работа полных 8 часов, смена на месте. Пока доберешься до забоя и назад, получается 11–12 часов. Шахта выполняла план более 3 тысяч тонн в сутки. Не выполнил свою норму — иди с другой сменой добивать. Сделал недостающие проценты — и с бумажкой десятника к стволу. Без нее клетьевой не поднимет на-гора. Выехал — и в столовую при комбинате, по карточке поел — а тут твоя смена пришла, опять на работу.
По штрекам ходили в мелких резиновых чунях, там вода, ноги всю смену мокрые. В больничном стационаре выздоравливали немногие, чаще выходили вперед ногами в траншею за забором. Пища там все та же — капуста да соя, иногда перепадал американский яичный порошок.
Возле личного стола за двойной железной дверью находился работник МГБ. Он безмолвно присутствовал на планерках, нарядах, прогуливался перед спуском возле клетьевой, следил за любыми мероприятиями. Имел и своих секретных агентов, премирующихся за любую «подставку». Чуть что — и ты у него за железной дверью.
Следователи вызывали днем и ночью. Всех хуторских и поселковых атаманов, полицейских, старост и т. п. осуждали на 10 лет — «именем народа». А их же народ и выбирал. Многим с места жительства присылали хорошие характеристики — все напрасно.
20 марта 1946 г. в служебном бараке молодые женщины заполнили анкеты на вызванных, заставили расписаться: казак должен отбыть спецпоселение 6 лет без права выезда из поселка. Так Петр стал на 6 лет рабом шахты. Освободили постепенно только женщин и молодежь, которая не призывалась в Красную Армию и, значит, не давала присяги. Оставшихся снова фильтровали — а потом сломали забор, оставив жить все в тех же земляных бараках. Потом уже поместили спецпоселенцев в деревянные двухэтажные общежития, в комнаты по 6–8 человек.
Стали общаться с местными, писать письма домой. Выдали продуктовые карточки — не дай Бог потерять или украдут, пропадешь с голоду. Каждуюдекаду — отмечаться в спецкомендатуре, и звеньевые ходят по общежитиям, проверяют, докладывают коменданту.
Ряды казачьи таяли, зато лагеря пополнялись. Не так сказанное слово — и туда. За 7 лет принудительного труда поменялось три начальника шахты. Первый, Комаров, любил угрожать отправкой в Магадан за любые нарушения, и ведь держал слово! Где ты, сукин сын? Второй, Ходыкин, травлей не занимался, но при каждом спуске в шахту двум-трем шахтерам давал по затылку…
В общежитии был т. н. красный уголок, где стоял радиоприемник, лежали газеты. Однажды взял их Петр — и перехватило дыхание, заплакал. Свернул газетный лист и, пряча лицо, ушел в свою комнату. Потом читал и перечитывал сообщение о казни атаманов казачьих. Вспоминал, как помог им в Австрии стронуть машину старый генерал Краснов, как радовались казаки его приезду в Италии…
«День шахтера»
В комбинате шахты на втором этаже был большой актовый зал. Там обычно объявляли очередной «день повышенной добычи». С трибуны появлялся предшахткоматов. Чернышев, читал артистически, с паузами:
— Прежде чем открыть собрание, предлагаю избрать почетный президиум во главе с великим вождем и отцом всего народа Иосифом Виссарионовичем Сталиным… — Все встают, хлопают —… и членов Политбюро Вячеслава Михайловича Молотова, Лаврентия Павловича Берия…
Долго идет перечисление. Нужно хлопать, вставать. Не сделаешь, обижайся на себя.
7-го ноября приезжает начальник треста «Кемеровуголь»:
— В честь праздника Великого Октября нужно дать двойной план… Многим из вас надо кровью искупить вину перед родиной… Тут же бык-провокатор коммунист Тогилев:
— Я обязуюсь выполнить норму на 250 %!
И понес большевицкую околесицу. А казак Федор Аристов — встречное предложение:
— А вы продуктов калорийных в столовую добавьте, тогда дадим!
Отработал смену и исчез. Определили на 10 лет в ИТК-5 в 5–7 километрах от шахты. Из колонии приводили работать на специальный участок с решетками на штреках. Так что сопи да дышь, они хлопают — хлопай ты, голосуют — тяни руку…
28 августа 1948 г. объявили «День шахтера», постановив его праздновать каждое последнее воскресенье августа. Выдали книжечки «Сталинская забота о шахтерах»; не читаешь — вызовешь подозрение. А отмечать как обычно — день повышенной добычи.
Вторая смена с 16 до 24 часов. Петр впервые заступает сменным горным мастером. Из двух лав выдали 54 двухтонных вагона, да еще друг, Павлик Тимофеев со Ставрополья, подземный диспетчер, записал на участок 8 вагонов — от проходчиков основного штрека подарок, им уголь не нужен, проходка в метрах.
План смены участка — 60 тонн. Дали двойной. На-гора в час тридцать ночи, встречают главный инженер и предшахткома — поздравляют. Тоже не спится, работа. Объявляют — мойтесь, вас ждет хороший ужин. Петру еще писать сменный рапорт выполнения задания. Заходит замначальника участка:
— Сделай Тогалеву больше 200 %!
Тот имеет звание мастер угля. Петр дописывает. Ущерба смене никакого, наоборот — лишние тонны…
Начали приезжать родственники. Некоторые ребята пытались бежать, но никто не проскочил станции Белово с усиленной транспортной милицией. Их в актовом зале судила тройка — к 7 годам, как дезертиров производства, с последующим спецпоселением 6 лет.
Осуждали и за опоздания на работу — в зависимости от «вины» на 6 лет и 25 % вычета из зарплаты, на 5 и 20,4 и 20,3 и 15… За прогул 1–2 дня, если есть справка или убедишь, что причина уважительная, могут дать 1 год и 25 % вычетов или 6 месяцев и 25 %. А более трех дней без уважительной причины — все: дезертир, 7 лет ИТЛ.
Наступает еще время подписки на заем. Обязательно на 100 % месячного заработка. Каждый месяц удерживают еще подоходный налог, бездетный…
На национальности в Сибири «врагов народа» не подразделяли. По большевицким понятиям давали клички: спецпереселенцы, спецпоселенцы, пятисотники, шестилетники, репатриированные, расконвоированные, досрочники и т. д. По ним определялся статус человека-раба. Вместе с казаками были украинцы, белорусы, грузины, немцы-колонисты, даже сербы. Каких наций только не было! Общая беда роднила, хотя донцам были ближе донцы, украинцы больше сочувствовали своим хохлам. Друг друга старались как-то защитить, поддержать. Не доверяли уркам — у тех редко у кого были остатки совести.
В 1948-м вышел указ — увеличить сроки подсудимым. Теперь атаманам, полицейским, офицерам, урядникам полагалось не 10, а 25 лет лагерей, плюс 5 лет высылки дальнего севера да плюс 5 лет поражения прав. Просто: 25-5-5!
Раскапывали, кто пытался что-то скрыть. Например, хуторец Петра представился как из Горловки и жил спецпоселенцем; подвело письмо к родным. Загремел на 25-5-5. Хотя в итоге все равно оказался в выигрыше: когда сдох усатый и пришло время амнистий!
Сколько тогда погибло, у скольких судьбы поломаны! К некоторым приезжали жены с детьми, устраивались на работу. Братья Россошенко были курсантами учебной команды. Старший, Александр, прошел комиссию в юнкерское училище. Но, чтобы не разбиваться, остался с братом Василием в учебной команде. Их отец привез из Ставрополя девушку-соседку, невесту. Поженил старшего. Но прожил тот с женой всего четыре с половиной месяца. Завистники из начальства подобрали под него «ключи» и определили на 25-5-5. Поплакала молодица и собралась домой…
В выходные дни казаки стали ходить в кино, знакомились с девчатами (хотя некоторые и сторонились «власовцев»). Решительные и находчивые начали жениться. Вечером посидели за столом, а завтра на работу.
Как-то срочно вызывают 8 человек с вещами. Куда? Да куда нужно! Жены молодые — в слезы:
— Как же нам, мы беременные, а вы мужей забираете?
— А что вы думали, когда замуж выходили? Мужья ваши — спецконтингент, обязаны идти на любую работу, куда пошлют!..
В 1951-52 гг., когда 6-летние сроки «власовцев» истекали, их стали определять на те же самые места, но уже на вечное поселение (положение изменилось только спустя два с лишним года после смерти Сталина, когда был опубликован Указ Президиума ВС от 17.09.1955 г.; по нему освобождались лица, отправленные на спецпоселение за пособничество фашистским оккупантам. В той же Кемеровской области их было 19,7 тыс. человек).