И волной кипучею с силою свирепою,
За своим теченьем трупы укатить.
Что это там движется длинными колоннами,
Черной вереницею опускаясь с гор.
Вот подходят ближе, впереди их конные
И колонны длинные со множеством знамен.
Бурки на них черные, башлыки различные
И на шапках видны алые верхи.
Вот едут е лампасами, шпоры серебристые,
С-под фуражек вьются русые чубы.
Лица их веселые, видно, духом сильные,
Против солнца блещут острые клинки;
Песни льются звучные, эхо заунывное —
Это из Италии едут казаки.
А за ними женщины, старики, старухи,
Многие младенцев держат на руках;
Все они — изгнанники родины разрушенной,
Были они в ссылках, были в Соловках.
Не за преступления, ими не творимые,
И не за разгулы на родной земле,
А за их же счастье, ими сотворенное,
Их возненавидели в Московском Кремле.
Посредине, сгорбившись, голову повесив,
Дряхлый, седоусый, потускневший взор,
Потерявший силу и в лице невесел
Ехал на машине генерал Краснов.
Почему все веселы, генерал не весел,
Или он несчастье впереди видал?
Он объединениям всем противоречил[72],
А с разгромом немцев силу потерял.
Помнят они зимы — лютые, холодные,
Как из дома выгнали в тридцатом году
И на север вывезли семьи их голодные,
Бросив произвольно в снежную пургу.
Многие погибли, не вытерпев холод,
Много умирало там и от цинги,
Многих в могилу загнал лютый голод,
Мало их, случайно жизни сберегли.
А друзья, родные — дома оставались,
И с больной душою вспоминали их,
И проклятой властью тоже презирались
За богатых в прошлом, за своих родных.
Всем оставшим дома жизни не давали,
Много переслушать им пришлось угроз,
И террор жестокий всех пойти заставил
На вечное рабство в проклятый колхоз.
Много лет в неволе гнули спину люди,
Вдруг по всей России прокатился гром,
Из Кремля кричали: «Братья, сестры, други,
Выходите строем на борьбу с врагом…
Наш покой нарушен с запада ордою,
Немец наступает нас поработить,
Палку и концлагерь он несет с собою,
Мы несчастны будем, как он победит…»
Но совсем другая мысль у всех мелькнула:
«Врете вы, злодеи, вам пришел конец».
А на самом деле мысль их обманула,
К ним пришел не лучше Сталина делец.
Пол-России сдалось, в Кремле суматоха:
«Одевай погоны, открывай церква,
Подымай Суворова и смотрите в оба,
Чтобы нам удалось обмануть раба.
Раб Россию любит и своих героев,
Любит и свободу, ровно мать — дитя,
Но от нас видали они много горя,
Обмануть их надо, на борьбу ведя.
А всем тем, кто сдался, — никакой пощады,
Пусть приют он ищет у своего врага.
А кто нам поможет, не жалей награды…» —
Это кровопийцы Сталина слова.
И народ поверил церкви и погонам,
Думал, вместе с этим волю им дадут,
И сомкнутым строем грозные колонны
На врага, на запад, как в прошлом, идут.
Дрогнул враг, увидев силу пред собою,
Он понял, не сдержит натиска волны.
А сдаваться стыдно, с славою худою
Выйти побежденным с начатой войны.
И под грозным натиском русского народа
Немец постепенно к дому отходил,
И над кем нависла Сталина угроза,
Он к себе на запад этих уводил.
Нас всех призывали на борьбу с коммуной
Создавались быстро грозные полки,
Но лукавый немец, со своею думой,
Решил чужеземной помощи найти.
Подобрав немного себе генералов,
Чтобы меж собою людей разделить,
И в единый лагерь Власову герою
Казаков и прочих чтоб не допустить.
Казаки полками пошли на Балканы,
А казачьи семьи нашли уголок
В Северной Италии, в селах под горами,
Откуда собирались двинуть на восток.
Проходило время, немца разгромили,
И тогда казачьи двинулись полки
На далекий Запад, где они решили
В помощь Комитету Русскому войти.
Но не тут-то было — их за перевалом,
В городке Кечахе кто-то повстречал —
В черненьком берете, и с большою славой
Он свои услуги в помощь предлагал.
Это англичанин — Сталина союзник,
Но они недавно были с ним враги,
И вперед не видно между ними дружбы,
Но в борьбе друг другу они помогли.
Тут была загадка — что может случиться?
На борьбу с коммуной помощь им нужна.
Англичанин тоже коммуны боится —
Уже началась между них вражда.
«Мы сейчас в дороге, время не имеем,
А переговорам нашим не конец.
И единой мысли мы достичь сумеем,
Вы езжайте дальше в городок Лиенц.
Там договоримся о борьбе с коммуной,
Новое оружие вам взамен дадим.
И врага нарола единою силою
Также, как фашистов, скоро разгромим…»
Не привыкли люди верить англичанам,
Казаки решили все же испытать,
И долину Смерти своим грозным
Станом Над рекою Дравой стали занимать.
Дали англичане каждому палатку,
Хорошо продуктами начали снабжать,
А через полмесяца предложили в Ставку,
Будто для обмена, оружие сдать.
«Ваше устарело, мы дадим другое,
Вместо вашей шашки — легкий автомат,
И подводы ваши окуем мы бронью,
Чтобы сохранить в них старенькую мать.
Все дадим, что нужно: танки, пулеметы,
А когда мы двинем с вами на Восток,
Вас в бою поддержат наши самолеты,
А сейчас спешите сдать оружье в срок.
Не с охотой, правда, оружие сдали,
Хорошо не знали, как дело велось,
А потом поняли, много проморгали,
Получить другого взамен не пришлось.
После офицеров вскоре пригласили
В английскую «ставку», чтобы обсудить
Совместные планы о борьбе с врагами,
Как ловчей и легче им врага разбить.
Быстро офицеры сели на машины,
Думали, что верно, в ставку повезут.
А в пути другое всем им объявили —
Что их коммунистам в руки отдадут.
Мотоциклы, танки их сопровождали,
Уже невозможно было убежать.
Казаки Доманова тогда осуждали,
Что не мог он правду вперед увидать.
Казакам и семьям тоже объявили —
Собираться ехать в Советский Союз;
Но они на это протест объявили —
Заявили: «Лучше нас стреляйте тут».
Смертная долина сумраком покрылась,
На подводах взвились черные флаги,
И предсмертным чувством в каждом сердце билось —
Вместо дружбы жданной взяли их враги.
К англичанам злобы они не имели,
72
Генерал Краснов говорил: «Немцы гарантируют наш старый уклад казачьей жизни, а генерал Власов распространяет свой (пражский) манифест и на казаков. Это вызывало противоречие на объединение с Р.О.А. (Русская Освободительная Армия)». — Примечание М. Таратухина.