Утром построили. Пришел офицер, осмотрел нас и скомандовал: «Цивиль, раус!» Все, кто был в гражданской одежде, вышли вперед. Нас отпустили по домам. По-видимому, это была либо венгерская, либо австрийская часть. На этом моя рыбалка закончилась.
А в лесу, как я узнал позднее, выходила из окружения какая-то батарея, и на этой стычке прекратила свое существование. Дед Миша был ранен в ногу. Вылечился. Меня опять направили к лошадям, которые находились по-прежнему на колхозном стане, отстоявшем от хутора в четырех километрах.
3. Зима 1943 года
В начале января 1943 года после окружения под Сталинградом немцы стали создавать оборону по западному берегу Донца. Зима выдалась морозной.
Однажды к вечеру пришел ко мне домой нарочный и сообщил, что меня вызывают в правление к атаману. Там уже было несколько ребят моего возраста. Мы получили задание отвезти ночью немцев на санях, запряженных быками. Пригнали быков с базы, запрягли в уже загруженные каким-то военным имуществом сани и в сопровождении немецких солдат двинулись по луговой дороге в станицу Раздорскую. Там ночью разгрузились и в обратный путь. К утру были дома. Но я в этой поездке обморозил пальцы правой ноги — валенок был дырявым.
Шестого февраля на стан привезли письменный приказ атамана, в котором мне предписывалось на следующий день сопровождать табун в эвакуацию. За невыполнение приказа — расстрел. Рано утром седьмого февраля на стан прибыло несколько саней с казаками. Несмотря на сильную метель, мы вместе двинулись в сторону города Шахты. Утром перешли железнодорожную станцию Каменоломню и к вечеру прибыли в село Матвеев Курган, где простояли более суток. Затем пошли на Мелитополь. Казаки говорили, что этой ночью в селе появился советский танк, но я его не видел.
После двухсуточного пути мы остановились в селе Астраханка, где разместились по квартирам. Здесь простояли до конца августа. Работали у местных жителей: пахали землю, косили траву, убирали хлеб. За это они снабжали нас продуктами.
В конце августа, после сдачи немцам лошадей и быков, прибыли в Мелитополь, откуда в начале сентября по железной дороге двинулись в Польшу через Проскуров, Жмеринку, Тернополь и Львов.
4. Польша-Германия
Во Львове нас разместили в бывшем лагере, но без охраны. Уроженцев Дона, Кубани и Терека отделили от остальных. Набралось человек 250–300. Отделили людей старшего возраста, а более молодых (до 40 лет) повезли дальше. Прибыли на польскую станцию Мадерово, вблизи которой находился военный лагерь. Но воинская часть уже ушла. Разместили нас по баракам, расположенным в строгом порядке. Питание в столовой пищеблока.
Прошли регистрацию и почти месяц находились на карантине. Предполагалось, что нас зачислят в немецкую воинскую организацию по строительству и ремонту. После карантина нам выдали немецкую форму и стали обучать военному делу. Занимались, в основном, на плацу: строевая подготовка, приемы приветствия офицеров и т. д. и т. п. За провинность наказывали ходьбой по-гусиному (в присядку). Так продолжалось до февраля 1944 года.
В феврале нас перебросили в г. Катовице, где мы занялись разгрузкой вагонов с разным воинским имуществом, прибывающих с Восточного фронта. Позднее переключились на подсобные работы по изготовлению каких-то больших емкостей. Мастерами были поляки, а в нашу обязанность входило подавать заклепки, подтягивать воздушные шланги от клепальных молотков и т. д.
В апреле нас перебросили в Дрезден и разместили в пятиэтажной казарме. Прошли санобработку, получили новое обмундирование, личные солдатские книжки и оружие. Занялись военной подготовкой, но не столько строевой, сколько изучением оружия и его применением. Ходили за город на стрельбище. Несли службу по охране аэродрома, поднимались по тревоге. В свободное время знакомились с городом и его многочисленными прекрасными музеями.
В августе перед строем объявили, что мы будем переданы в казачьи формирования. Дня через два после сдачи оружия нас погрузили в пассажирские вагоны. Ночью поезд остановился. Впереди слышалась бомбежка, светились прожектора и рвались зенитные снаряды. К утру поезд тронулся, и мы прибыли в Берлин на вокзал «Зообанхоф».
Разместились в каком-то театре без стекол в окнах. Часов в 10 выдали на завтрак по 5 картофелин, сваренных в мундире. После завтрака пришли два офицера и на чистом русском языке поздравили с прибытием в столицу Германии. Сообщили, что основная часть казаков будет направлена в формируемые казачьи части, а небольшая часть останется в Берлине для несения караульной службы. Дней через пять пришел пожилой офицер и отобрал казаков для комендантского взвода при штабе генерала А.Г. Шкуро. В это число попал и я. Остальные тогда же были распределены по казачьим частям.
При штабе в отдельном помещении каждому определили койку с постельными принадлежностями и шкаф для обмундирования и шинели. Сводили нас в Православную церковь, где батюшка после молитвы произнес проповедь, из которой запомнились слова: «Много на земле разных народов, но Бог един. Многие люди веруют в Аллаха, другие имеют свою веру во Всевышнюю силу. Но только коммунисты отвергают Бога».
При распределении обязанностей меня поставили дежурным в приемной генерала Шкуро. Я должен был докладывать генералу или его адъютанту о посетителях и вновь прибывших. Обычно штабные офицеры входили без всякого доклада. Нарушался распорядок почти ежедневными (чаще вечером) воздушными тревогами, заставлявшими нас уходить в бомбоубежище, расположенное неподалеку возле вокзала «Зообанхоф». В свободное время знакомились с городом, ходили в кино и зоопарк. Почти все музеи были закрыты.
5. Италия-Австрия
В декабре 1944 года наш взвод расформировали. Мне выдали проездные документы и предписание явиться в штаб Казачьего Стана в городе Толмеццо (Северная Италия), куда я и прибыл самостоятельно. После формальностей был направлен в юнкерское училище, расположенное в селении Вилла Сантина. В возрасте 17-ти лет я стал юнкером Юнкерского училища Казачьего Стана. Наряду с другими дисциплинами, мы изучали и двигатели внутреннего сгорания с преподавателем H.H. Красновым-младшим. Он был внучатым племянником генерала П. Н. Краснова — бывшего атамана ВВД и известного писателя. После большевистских застенков и лагерей ему, единственному из клана Красновых, удалось выжить и вырваться в свободный мир и написать книгу воспоминаний «Незабываемое. 1945–1956».
Юнкера были вооружены немецкими карабинами, но в боевых действиях против итальянских партизан почти не участвовали. Однажды училище подняли по тревоге, и мы пешим порядком направились в горы. Не встретив партизан, дошли до какого-то тупика, где начинался тоннель малого сечения, примерно метр на метр. В разведку включили меня. Прошли, а точнее полупроползли метров сто и оказались на совершенно ровной площадке. Кругом были горы, а слева в трехстах метрах совершенно отвесная скала, к которой вела пешеходная дорожка.
После нашего доклада все училище возвратилось, и к вечеру мы были в казармах. Это было в конце марта 1945 года.
В первых числах мая перед строем был объявлен приказ о передислокации через горный перевал в Австрию. Сложно описать этот переход. Неширокая, но хорошо обустроенная дорога была забита повозками и массой людей. Перешли узкий мост, соединявший две стороны, узкого, но очень глубокого ущелья. Внизу виднелся еще один полуразрушенный мост. Говорили, что по нему переходил Альпы A.B. Суворов и, якобы, назывался он «Чертов мост». По-итальянски «Диаволе понте». Так ли это — утверждать не берусь.
Вероятно, 5-го мая мы перешли по мосту реку Драву и остановились на площади города Обердраубурга под огромным столетним дубом. На второй день нам выдали сухой паек, состоящий из английских консервов и прелых галет вместо хлеба, а училище расположили в каком-то пустующем здании. Вскоре сдали оружие, но жизнь в училище шла своим чередом: занимались строевой подготовкой, выходили за город и, расположившись на полянке, проводили теоретические занятия. Весна. На душе спокойно. Пошли разговоры, что англичане отправят нас в Африку в специальные отряды.