Лондон, 4 июня 1995 г.
Петр Богданов
ДАЛЬНИЙ ПУТЬ К РОДИНЕ
Казак Кудинов Василий Иванович, 1913 года рождения, уроженец степного хутора Груцинова Калитвенской станицы перед войной перебрался в Лиховской зерносовхоз. Призвали его на фронт, вскоре попал в плен. В первые полгода войны такая судьба постигла миллионы русских солдат. После войны отказался репатриироваться. Знал, что к попавшим в плен в СССР относятся, как к изменникам, а у него и до войны жизнь в хуторе была на волоске: мстили активисты за отца, сражавшегося в гражданскую войну в Донской армии. После войны с немцами в числе первых завербовался на работы в Англию. Сошелся там с полячкой. Обжился, окреп. В 1948 году послал домой в совхоз письмо и посылку. И то, и другое вскоре пришло к казаку назад нераспечатанными с ужасным ответом-припиской об отказе.
Сын его Николай Васильевич Кудинов, получив извещение на посылку, поехал в ближайший поселок Лиховской на почту. Там ему сказали, что такие посылки выдают только в Каменске. Вскрывают их прямо на почте под строгим контролем МГБ, все прощупывают, просматривают, допрашивают получателя и только потом выдают.
Беды вы, товарищ Кудинов, наживете с этой посылкой, — подытожила пожилая почтальонша, возвращая парню извещение.
Вернулся сын домой, пошел на квартиру к совхозному парторгу, который относился к нему, как казалось Николаю, доброжелательно. Рассказал все ему и попросил совета. Тот строго секретно объяснил:
Коля, за связь с таким отцом тебя с комсорга срочно уберем, трактор новый отберем, а допустим работать только прицепщиком.
— Дядя Миша, как же мне поступить, посоветуйте.
— Хорошо, но только ты у меня не был, и я тебе ничего не говорил. Откажись от посылки и письма, ну и, конечно, от такого отца. И все останется на месте.
Пришел передовой тракторист домой. Все обговорил с матерью, которая согласилась и, вздыхая, сказала:
— Делай, сынок, как хочешь, абы мы жили спокойно. До войны в хуторе хлебнули горя. Как мово Васю таскали! Если бы не уехали, то посадили бы его. Полхутора, сыночек, лишились своих хозяев.
Приехал молодой комсорг Н. Кудинов в Каменск на центральную почту. Тут, как черт из табакерки, уполномоченный МГБ.
Созвонились, видать, бесы. Не вскрывая ни письма, ни посылки, вместе с «органистом» сочинили ответ. Так, мол, и так: нет у нас такого отца, наш отец сражался и погиб за Родину. Подпись, дата. Все, как надо. И всю корреспонденцию, все присланное отправили обратно в Англию. Отец был продан за желание работать на новом тракторе. А новыми наши трактора тогда были сезон-другой. Дальше шли поломки, ремонты, запчасти. Но передовиков производства пересаживали на очередной только что полученный трактор.
Не устоял парень в порядочности, отказался от отца, помогли поганки. Таким его воспитала советская власть, а где недорабатывала, то в дело вступали парторги. Пример воспитания — «светлый» образ Павлика Морозова, предавшего своего отца. Так была устроена большевистская власть: чтобы выжить, надо было идти на все.
Была еще у Василия Ивановича дочь, 1941 года рождения. Ей о случившемся ни слова: ни мать, ни брат. Да и зачем? Дите она еще. Идут года, девочка повзрослела и в 1957 году поехала в хутор Груцинов на родину отца у его родственников погостить. На второй день соседская старушка пригласила девушку к себе в гости, в курень завела и запричитала скороговоркой: — Да разжалкая же ты моя, ты же Васи Кудинова дочка! Как он там? Что пишет, здоров ли? Шлет ли вам посылки?
Ну и так далее. Девушка растерялась:
— Нет, бабушка, у нас отца, не вернулся он с войны, погиб…
А бабушка гнет свое:
— Да что ты, унучичка, такое говоришь? Он же вместе с нашим в Англии живет. Наш, дай Бог ему здоровья, нас озолотил. Глянь суды, моя чадушка, вот висят ковры, вот — покрывала, кофты… А загляни в шифоньер — полон добра. А глянь-кась фотографии, на одной из них… да вот она, на обороте надпись: «Это мы с полчанином Кудиновым у подъезда моего собственного дома»…
Девушку не интересовали уже ни вещи, ни письма, ни фото…
— Дайте, пожалуйста, бумагу и ручку.
Старательно, буква в букву переписала адрес на английском языке, расспросила, как посылать, и — в обратный путь в совхоз. Кончилось, толком не начавшись, гостсвание. На попутных машинах скорей-скорей добралась до дома. Там сквозь слезы объяснила о переписке и фотографии у соседей. Разрыдалась.
Где ты теперь, дядя Миша — совхозный парторг, отнявший у детей отца? Тебе не икается? А твоим детям не стыдно за тебя? Время, скажут, было такое. Это время создавали такие вот «дяди Миши» — холуи.
Кое-как успокоили девушку. И тут же она спрашивает старших:
— Почему наш папа отказался от нас и скрывается в Англии?
— Нет, он не отказался от нас, — сказал брат. И вместе с матерью начали объяснять ей о случившейся в их семье трагедии. Покаялись и попросили младшую:
— Пиши, как можешь и что хочешь, а за нас попроси прощения.
К описываемому времени началась так называемая «хрущевская оттепель», стали возвращаться из ссылок те, кто уцелел. Приезжали и из-за границы. И дочь смело и просто, ничего не скрывая, написала отцу письмо. Ответ не заставил долго ждать. И началось: письмо — посылка, письмо — посылка… Получил отец четыре письма. Затосковал. Его вторая жена, полячка, видя его страдания по родным и родине, сказала: