Не успели закончиться спасательные работы, начались гневные нападки — почему вовремя не истребовали иностранную технику? Да потому что чужие аппараты так же несовместимы с нашими люками, как не подходят евровилки импортных электрочайников к отечественным розеткам. У нас даже железнодорожная колея другая — на две ладони шире.
Более-менее подошла британская спасательная субмарина… Но пока ее доставили к месту работ, надобность в ней отпала — норвежские водолазы уже установили, что спасать некого.
Итак, кормовой люк открыли норвежские водолазы… А ведь еще недавно слава российских водолазов гремела по всему миру. Где вы, капитан-лейтенант Виктор Дон, где вы, мичман Валерий Жгун? Это они в лето 1984 года спустились на погибшую у болгарских берегов подводную лодку Щ-204. Они открыли верхний рубочный люк, и из него вырвался воздух сорок первого года… Норвежцы не стали входить в отсеки “Курска” и правильно сделали — опасно. Дон и Жгун спустились внутрь лодки в громоздких медных шлемах, волоча за собой шланги и страховочные концы. Торпеды на “Щуке” были в полном комплекте, но они так прокоррозировали за сорок три года, что могли рвануть от любого сотрясения корпуса. Водолазы проникли в центральный пост, забрали сохранившиеся там корабельные документы, штурманскую карту, дневник и сейф командира — капитан-лейтенанта И. Гриценко, а потом извлекли и его останки, останки тех, кто был рядом с ним.
Я видел, как работал на затонувшем “Нахимове” мой однофамилец Алексей Черкашин, старшина 1-й статьи, водолаз спасательного судна СС-21. Ему было чуть больше двадцати, но он делал то, на что не отважился бы и иной ас. Да он и сам был подводным асом. Он проникал в такие дебри затонувшего парохода, что нам, стоявшим на палубе под ярким солнышком, становилось страшно. Помню его доклад из подпалубного лабиринта пассажирских кают: “Вижу свет! На меня кто-то движется!”
Решили, что парень тронулся, и было отчего… Командир спусков кричал ему в микрофон: “Леша, кроме тебя там никого нет и быть не может! Спокойнее! Провентилируйся!” “Он ко мне приближается!” — “Кто он? Осмотрись! Доложи, где находишься!” Черкашин доложил, посмотрели на схеме — оказывается, водолаз вплыл в салон судовой парикмахерской и увидел в зеркалах свет своего фонаря… Он вылез из корпуса полуседым. А ночью, после барокамеры, снова ушел под воду. Командующий Черноморским флотом вручил ему потом орден Красной Звезды. После службы Алексей остался работать водолазом в Новороссийске. Его сбил на машине сынок большого начальника. Парень получил травмы, несовместимые с профессией водолаза. Никаких компенсаций он не добился.
В его судьбе — судьба всей нашей аварийно-спасательной службы. Символична и участь СС-21, судна, идеально приспособленного для таких работ, какие велись на затопленном “Курске”. Его продали то ли болгарам, то ли румынам в качестве буксира. Поднять бы документы да посмотреть, кто же это учинил…
А водолазы у ВМФ были. И какие водолазы! Еще в 1937 году водолаз ЭПРОНа Щербаков на состязаниях в Англии погрузился в мягком снаряжении на рекордную глубину в 200 метров. Были и другие рекорды, уже в наше время. Была отечественная школа водолазов. Но ведь платить им, глубоководникам, надо было — аж целый червонец за каждый спуск…
Первым начал экономить на спасательной службе Главковерх Вооруженных Сил СССР Михаил Горбачев, который памятен подводникам тем, что, посетив одну из подводных лодок Северного флота, так и не рискнул спуститься внутрь по семиметровому входному колодцу. Под его верховной эгидой за несколько месяцев до трагедии в Норвежском море была расформирована единственная на Северном флоте спасательная эскадрилья гидросамолетов, тех самых, которые могли бы за час достигнуть места аварии “Комсомольца”. Но “экономика должна быть экономной”, а значит спасение утопающих подводников должно стать делом самих утопающих. Под этим девизом и дожили до “Курска”. А ведь в трех часах хода от места гибели атомарины стояла в Екатерининской гавани специально оборудованная спасательная подводная лодка типа “Ленок”. Она и сейчас там стоит — раскуроченная, обездвиженная, списанная “на иголки”. Стоит как надгробный памятник некогда славной АСС — аварийно-спасательной службы ВМФ.
Удивительно, что подобная катастрофа не произошла раньше. Может быть, потому, что ныне флот стал гораздо активнее выходить в море, а силы-то подточены годами общего лихолетья. “Курск” — это расплата за тихое удушение флота под видом реформ. Так же, как кислородное голодание приводит к необратимым поражениям организма, так и затянувшееся безденежье ВМФ дало свои злокачественные последствия. Флот и так продержался на энтузиазме офицеров и выносливости матросов целое десятилетие. Но всему есть предел…
Всякий раз, бывая на кораблях сегодняшнего флота, я поражаюсь тому, что они, несмотря ни на что, все еще выходят в море. И каждый такой выход — это героизм, за который приходится порой платить страшной ценой.
Уроки “Курска”
Российское общество должно наконец понять, что оно обретается в великой морской державе. Великой даже в грандиозности своих морских катастроф, не говоря уже о своих великих бесспорных достижениях, о которых оно не знает, да и знать, похоже, не желает. О них у нас сообщают шепотом, зато о катастрофах трубят во все иерихонские трубы… Сегодня каждый россиянин просто обязан знать имена своих подводных асов, первопроходцев и мучеников так же, как он уже усвоил имена поп-звезд и футбольных форвардов. “Жеватели котлет, читатели газет” по-прежнему полагают, что Баренцево море также далеко от них, как и Чечня.
Когда ядерный флот выходит в море — это действующий флот. Любая потеря действующего флота — боевая потеря.
Герой Советского Союза подводник Магомед Гаджиев, сложивший голову в арктических морях, сказал вещие слова: “Нигде нет такого равенства перед судьбой, как на подводной лодке: либо все побеждают, либо все погибают”.
В мирные послевоенные годы подводников и подводных лодок в России погибло больше, чем в русско-японскую, первую мировую, гражданскую, советско-финскую войны вместе взятые. Что же это за такие “мирные” годы? Есть у них более жесткое и точное название — Холодная война в Мировом океане. Именно так — с прописной буквы и без кавычек — пишут эти слова американцы. А они знают в том толк.
В ходе этой необъявленной, но тем не менее реальной, до сводок многочисленных жертв, войны мы потеряли пять атомных и шесть дизельных подводных лодок. Противостоящие нам ВМС США — две атомных субмарины. Все это надо брать в расчет, чтобы понять, что именно могло послужить причиной катастрофы “Курска”, ибо Холодная война в океане вовсе не окончена, как о том поторопились возвестить некоторые политики. Слежение и выслеживание российских подводных лодок по-прежнему продолжается, разве что с большим для противника удобством — на выходе из баз и в полигонах боевой подготовки.
Скрытый подход к чужим берегам атомной, да и неатомной подводной лодки должен считаться недружественным актом, рецидивом Холодной войны. Если мы доверяем друг другу в космосе, если мы приглашаем на маневры сухопутных войск иностранных наблюдателей, а в суперрежимные части — иностранные комиссии, то почему мы не доверяем друг другу под водой? Почему надо скрытно подкрадываться к чужим морским полигонам, создавая реальную угрозу для столкновений, таранов, подвергая самих себя подозрению в случае каких-либо чрезвычайных происшествий? Разве нельзя распространить уже достигнутые и проверенные жизнью международные соглашения о предупреждении столкновений самолетов в воздушном пространстве и кораблей в нейтральных водах на пространство подводное? Тем более что российские, равно как и китайские атомные лодки вот уже сколько лет не ходят к американским берегам.
Нет нужды доказывать, как необходима Военно-Морскому Флоту спасательная техника. Председатель севастопольского Морского собрания, бывший подводник-североморец Владимир Стефановский высказался по этому поводу очень резко, но справедливо: “Гибель “Комсомольца” мы переморгали. Неужели переморгаем и “Курск”?! Неужели и она нас ничему не научит? Доколе мы будем относиться к подводникам, как к торпедному мясу, недостойному спасения?.. Необходима международная стандартизация спасательной техники, чтобы не примерять в последнюю минуту тубусы и люки спасательной техники…” Жизненно важная мысль! Об этом же сказал и президент России Владимир Путин — нужна унификация спасательного оборудования для подводников.