Когда Троцкий в комнате с одеялами понял это, ему показалось, что еще никогда в жизни он не переживал подобного восторга.
И он был не одинок в своих ощущениях.
«В день 26 октября 1917 года, когда невысокий рыжеватый человек своим картавящим голосом читал с трибуны Декрет о мире, провозглашающий право всех народов на полное самоопределение, так верилось в близкое торжество, в скорый конец безумных грабительских войн, в близкое освобождение человечества!.. Неудержимый порыв охватил весь съезд, который поднялся с мест и запел песнь пролетарского освобождения. Звуки «Интернационала» смешивались с приветственными криками и с громовым «ура»; в воздух летели шапки, лица раскраснелись, глаза горели» {11} .
Точно так же Ленин поступил и с Декретом о земле.
Многих смутила, а кое-кого и возмутила бестолковость, что царила при подготовке этого важнейшего документа.
Куда-то потерялся текст с правками…
Даже сам Троцкий не сразу сообразил, почему вместо доклада по вопросу о земле Ленин зачитал на съезде напечатанную в «Известиях» эсеровскую программу земельных преобразований… {12}
И только потом, слушая возмущенный — дескать, это политический плагиат! — гул эсеров, Троцкий сообразил, что главное в ленинском Декрете о земле не эсеровские обещания, а большевистская реализация этих обещаний.
Получалось, что Декрет, отменяя навсегда частную собственность на землю, определял, как должна проходить конфискация земель у владельцев, а вот реализацию права всех граждан России на свободное пользование землей при условии собственного труда на ней Декрет возлагал на Учредительное собрание.
Гениальность ленинского плана восхищала Троцкого и многие годы спустя.
Вместо свободы землепользования российское крестьянство и не могло получить по этому Декрету ничего, кроме продотрядов военного коммунизма, кроме права на рабский труд в коммунах и колхозах во имя победы мировой революции.
И так во всем… В каждом, даже самом малозначительном, распоряжении Ленина обнаруживался замысел, постигнуть который самостоятельно можно было, только обладая сильным интеллектом Троцкого.
И это и было боевым языком партии, позволяющим свободно, не опасаясь ни врагов, ни малоспособных сподвижников кавказского происхождения, говорить о наиболее важных проблемах партийной политики и укрепления своей власти.
Впрочем, и Троцкому тоже приходилось приподниматься над собой, выпрыгивать из себя, чтобы до конца уразуметь стратегическую линию ленинской политики: чтобы удержаться у власти, большевики должны не строить, а разрушать!
Руководствуясь этой мыслью, и составляли они с Лениным список первого правительства.
— Как назвать его? — спросил Ленин.
— Может быть, Совет министров? — предложил Троцкий.
— Нет! Только не министрами! — решительно отверг предложение Ленин. — Это гнусное, истрепанное название.
— Можно назвать комиссарами… — сказал Троцкий. — Совет верховных комиссаров…
— Нет! — Ленин покачал головой. — «Верховных» плохо звучит…
— Нельзя ли «народных»?
— Народные комиссары? — переспросил Ленин, как бы пробуя на вкус слово. — А что? Это, пожалуй, пойдет… Совет народных комиссаров… Превосходно! Это пахнет революцией…
Любопытно, что В. Д. Бонч-Бруевич, вспоминая о рождении Совнаркома, косвенно подтвердил факт этого разговора Троцкого и Ленина.
Он рассказывает, что название Совнаркома и его структура уже были определены В. И. Лениным и доведены им до сведения партийцев как решение, не нуждающееся в обсуждении. Но естественно, В. Д. Бонч-Бруевич усмотрел в этом только еще одно проявление гениальности В. И. Ленина.
«Как только наступил первый момент после захвата власти, когда пришлось всем подумать об устройстве правительства, то, конечно, сейчас же поднялся вопрос о формах его, — вспоминал он. — Большинство определяло эту форму в старых формах: кабинет министров. Как сейчас помню, Владимир Ильич, заваленный крайне трудной работой с первых дней революции, услыхал этот разговор, переходя от телефона к телефону, и мимоходом бросил: «Зачем эти старые названия, они всем надоели. Надо устраивать комиссии по управлению страной, которые и будут комиссариатами. Председателей этих комиссий назовем народными комиссарами; коллегия председателей будет — Совет народных комиссаров, которому и принадлежит полнота власти, съезд Советов и Центральный исполнительный комитет контролируют его действия, им же принадлежит право смещения комиссаров».