Каждая комната была рассчитана на двоих, но присутствие соседки не изменило привычек Мэрилин. Не обращая на соседку никакого внимания, она подолгу сидела в ванне, расчесывала щеткой волосы, взвешивалась, красила губы. Ее совершенно не интересовало, чем были заняты другие девушки, которые, как правило, стремились только к замужеству.
Кларис Эванс, соседка Мэрилин по комнате, хотела стать певицей. У нее было контральто, и она все время распевала оперные арии. Однажды она выразила удивление тем, что Мэрилин звонят много мужчин, но она никогда не получает писем. Мэрилин побледнела. Потом она рассеянно ответила, что ее книги — это самая обильная любовная почта, какую вообще можно получать.
* * *
Каргер недавно развелся. Он добился, чтобы ему оставили шестилетнего сына. По его мнению, ни одна женщина не стоит того, чтобы растрачивать на нее свои чувства. Все они в один прекрасный день от вас ускользают. То, что его жена ушла к другому, служило для него, человека со свежей раной, предлогом для сладострастной скорби и одновременно оправданием его инертности. Стоило ли утруждать себя, чтобы завоевывать тени.
Каргер не выносил женщин, за исключением матери и сестры. У него была навязчивая идея — избегать женщин, чтобы они не могли ему изменить. Вот почему, когда Мэрилин закидывала перед ним ногу за ногу или его взгляд задерживался на манерной походке ученицы, он не мог сдержаться, чтобы тут же не съязвить, словно желая отогнать искушение. Он защищался от молодой женщины, нанося ей рану, в надежде таким образом скрыть свою собственную.
— По сравнению с телом ваш ум еще дремлет в колыбели, — бросил он.
Он ходил, опустив одно плечо, словно нес бремя, оказывающее честь его мускулам, утверждавшее силу его тела. Он умел орудовать своей трубкой, как фокусник, пряча ее в ладони, словно защитное оружие.
Однажды вечером, после урока с Мэрилин, проиграв для разрядки несколько тактов Шопена, он снова, вместо того чтобы снять очки, непроизвольным движением поправил их на носу. И тут он заметил, что его ученица уставилась на него глазами, в которых светился странный блеск. Казалось, ее захлестнула волна счастья. Очки делали его в глазах Мэрилин Монро мужчиной без определенного возраста, человеком из другого мира.
Разумеется, Каргер представлялся ей не таким, как все другие. Его руки музицировали. Он был холоден. Ему было дано то, чего не было у других. Он был музыкантом, следовательно, знал тайну, куда большую, нежели тайна врача или кудесника.
Но Каргера обманул блеск, подмеченный в глазах Мэрилин. Дело было не так просто. Сердце одинокой молодой женщины внезапно затопила волна влюбленности.
Сняв очки, Каргер сжал ее в объятиях. Нежно водворив очки ему на нос, она ответила на его — поцелуй. Каргер прижал к себе молодую женщину с той судорожной, почти болезненной старательностью, с какой разбирал на рояле произведения.
Мэрилин переселилась из отеля христианской молодежи поближе к дому Каргера. И вот для нее началась некая патологическая идиллия. Она жила словно взаперти, не покидая своей комнаты и своей мечты.
Когда Каргер условленным манером стучался к ней в дверь, Мэрилин казалось, что она падает в обморок. Представ перед ней в пальто и шляпе, он казался ей существом не из плоти и крови, а видением, возникшим в самом светлом уголке ее души. Их любовные встречи сводились к тому, что они подолгу стояли в оцепенении, прижавшись друг к другу. Даже их диалог звучал весьма необычно:
— Я умру, ожидая тебя, — говорила она.
А он:
— Я могу видеться с тобой только дважды в день — по дороге на студию и обратно.
И она опять ждала.
...И снова звучал на пластинке воркующий голос Эллы Фицджеральд. С улицы доносился одуряющий запах жареного кофе, исходивший из кафе, на вывеске которого была изображена кинозвезда с распущенными светлыми волосами: запрокинув голову, она подносила чашку к большому алчущему рту с ярко намалеванными губами. Строительные рабочие отдыхали, уснув на кучке песка, как будто почили вечным сном. По карнизу осторожно расхаживали голуби. И, как всегда, в штате солнца стояла жара. Два негра, затянутые в темные костюмы, заливались смехом, школьники, водрузив на нос темные очки, гонялись друг за другом с кличем воинственных индейцев из кинофильмов.
Поднимаясь с постели, Мэрилин чувствовала себя бессильной, она была готова на все, лишь бы Фред Каргер на ней женился. Готова отказаться от карьеры, стать продавщицей в закусочной или для привлечения зевак демонстрировать в витрине магазина надувные матрацы.
Но она тщетно ждала предложения Каргера. И наконец была вынуждена заговорить об этом сама.
Он был удивлен и потрясен так, как будто ему напомнили о старом долге или указали на жирное пятно на его галстуке.
Она стала утверждать, что не может жить затворницей в ожидании его двух каждодневных визитов, по полчаса каждый. Ей надо знать, что все это значит. Он обязан принять какое-то решение.
— Я не ищу удобных отговорок, — после долгой паузы ответил Каргер, — но я не могу принять решение из-за сына.
— Ну что ж, он станет и моим сыном, — сказала она. — Я подцеплю на один крючок сразу двух мужчин.
Шутка пришлась Каргеру не особенно по вкусу. Она привела его в еще большее уныние. А Мэрилин продолжала свое и говорила, что ее не устраивает мужчина, которого она должна принимать, как капли, — в определенный час, дважды в день.
— Ладно, я вам все объясню, — сказал Каргер. — Если со мной что-нибудь случится, то...
— То что?
Глаза ее уже наполнились слезами. — Вы представляете себе мое горе и хотите заблаговременно меня предостеречь, — сказала она.
— Нет, не в этом дело... Но если меня не станет и малыш останется с вами, что из него выйдет... ведь вокруг вас столько мужчин? Он погибнет.
Мэрилин как-то сразу согнулась вдвое, как будто ее ударили, и начала тихонько плакать; она стояла поникшая, словно собака, перед которой навсегда закрыли дверь. Она поняла всю низость Каргера. Он был готов смешать с грязью женщину, лишь бы оправдать свой отказ в собственных глазах. Она выпроводила его в коридор и сказала тихим, бесстрастным голосом:
— Вы меня не любите.
Потом вернулась к себе в комнату и заперлась на ключ.
Каргер бормотал за дверью какие-то извинения, но она ему не открыла.
* * *
Все последующие дни Мэрилин ждала звонка Каргера, но он не позвонил. Сама она несколько раз была готова позвонить ему под любым предлогом. Каргер постучался в дверь Мэрилин лишь через несколько недель после их разрыва. Она ему не открыла. И на этот раз друзья сказали Каргеру: «Ты терзаешь самого себя с достаточным мужеством, чтобы не нуждаться в помощи». Она боролась с собой, чтобы ему не открывать. Она знала, что спустя четверть часа он опять станет рассеянным и мечтательным, раздумывая, как бы ему опять отвертеться.
В конце концов она крикнула из-за двери:
— Мы поженимся? Каргер бессвязно бормотал:
— Я... Понимаете...
— Вы бегаете, бегаете, но с твердым намерением не прибежать, — сказала она.
Фильм «Эти дамы из мюзик-холла» был забыт через две недели после выхода на экран.
«Коламбиа» не возобновила контракта с Мэрилин Монро, срок которого истек 8 марта 1948 года. И она опять стала позировать, снимаясь для легкомысленных журналов.
У Джо Шенка, одного из боссов «Фокс», была племянница, посещавшая ту же школу драматического искусства, что и Мэрилин, — «Актерскую лабораторию». Эта племянница рассказала дяде, что бедную девушку выставили за дверь «Коламбии», как в свое время за дверь «Фокса». Шенк позвонил Гарри Кону, президенту «Коламбии», чтобы поставить его в известность о непонятном обращении с этой «звездочкой».