Наконец, чтобы рассеять ужасную атмосферу, она вдруг объявила каким-то пронзительным голосом:
— На узле вашего галстука только одна горошинка. Вы сделали это нарочно?
— Ну что вы, — ответил Маджио, радуясь, что ему бросили спасательный круг, — это получилось у меня совершенно случайно.
* * *
Джо Ди Маджио звонил Мэрилин ежедневно под тем предлогом, что хочет показать ей свои спортивные трофеи. Она отклоняла его приглашения. Он развелся с актрисой, от которой имел сына. После очередного безрезультатного звонка он чертыхнулся й повесил трубку. Больше никаких признаков жизни он не подавал.
Такую же шутку сыграл с Мэрилин Артур Миллер. Однажды он грубо швырнул трубку, попросив оставить его в покое. Он творил и остерегался всякого волнения — женщин, вина, друзей — всего, что могло привести его к разбазариванию слов.
Напрасно Мэрилин колесила по Лос-Анджелесу среди улыбчивых негров, морщинистых фермеров, мнимых ковбоев, теребящих свои широкополые шляпы, и крикливых школьников, виснущих на серых автобусах. Она ездила по дорогам, ведущим в пустыню, их окаймляли причудливые кактусы или же скалы с высохшей на солнце растительностью. Ни малейшего ветерка, который бы рассеял хлопковые облака. Америка представляла здесь не что иное, как длинный ряд пустынь, бензозаправочных колонок, оптовых рынков и нагромождение календарей с голыми женщинами. Лос-Анджелес не создавал впечатления города, где живут люди, он напоминал скорее серию декораций тошнотворной, скучной Европы и слащавого Востока. Английские замки, полинезийские рестораны, мавританские особняки, индусские храмы и полярные иглу — вплоть до футуристических фонтанов — ни одного свежего веяния, никакого желания жить...
Бывало так, что, повиснув на телефоне с раскрытой записной книжкой, Мэрилин звонила всем подряд. Она звонила всему миру, со стоном призывая на помощь. Так, сама не зная почему, она позвонила Джо Ди Маджио.
Примечания
1. В последний момент (лат.)
2. В прокатном варианте «Ночная стычка»
Дорогое тело
У Джо Ди Маджио было восемь братьев и сестер, и сам он был предпоследним сыном рыбака, ловившего сельдь в заливе Сан-Франциско. Он жил в старом доме неподалеку от Причала рыбаков. За пятнадцать лет, с 1936 года, он стал профессиональным бейсболистом, чемпионом страны. Но в 1951 голу повредил ногу и ему пришлось распрощаться со спортом. Он уже не зарабатывал больше по сто тысяч долларов в год, но по-прежнему оставался звездой телевидения. У него сохранились альбомы, заполненные фотоснимками победителя, которые он перебирал в минуты сомнений.
Мэрилин заинтересовали рассказы Джо Ди Маджио о его большой семье. Ее привлекал не столько мужчина-атлет с битой, сколько многочисленный улыбчивый выводок семьи рыбака Ди Маджио. Джо Ди Маджио не мог предложить Мэрилин ничего оригинального, разве только автомобильные прогулки на бешеной скорости. В штате солнца изнывали от жары, на пляжах можно было видеть женщин в бюстгальтерах и юбке, а мужчин в рубашках, завязанных узлом на животе. Старые дамы, одетые под девочек, вегетарианцы, приверженцы йогов, мужчины в белоснежных сапожках и сомбреро, девушки, изящно покашливающие в тумане, пропитанном смогом, отходами промышленности... Они усталым движением снимали обувь, словно собираясь стать на мягкий гипс Сида Граумена. Они жили с одной целью — чтобы о них написали хоть три строчки Хедда Хоппер или Луэлла Парсонс.
Но Мэрилин Монро, сидя рядом с Джо Ди Маджио, не мечтала ни о деньгах, ни об успехе; странное дело, она думала лишь о тех мужчинах, женщинах и детях, которые ожидают Ди Маджио у Причала рыбаков.
— Сколько же, наверное, поцелуев выпадает на вашу долю, когда вы приезжаете домой?
— Да, они обчмокивают мне все щеки! Пока перецелуешься со всей оравой, уходит целых полчаса.
На съемочной площадке фильма «Дорогая, я чувствую себя помолодевшим» Мэрилин сфотографировали вместе с Ди Маджио.
Мэрилин исполнилось двадцать шесть; Джо был старше ее на одиннадцать лет. Встречи актрисы с Джо поощрялись на студии. Они были неплохой рекламой. Подобные идиллии искусно использовались, в особенности когда фильм должен был выйти скоро в прокат. В руках кинодельцов звезда экрана была всего лишь средством наживы.
Они продолжали вместе прогуливаться, и не более того. Завершая трапезу в таверне, Джо бормотал что-нибудь вроде:
— У меня есть приятель по имени Джордж Солотэр; я плачу ему только за то, чтобы он избавлял меня от докучливых женщин.
— Что касается меня, вашему приятелю не придется трудиться, — отвечала Мэрилин.
Очень скоро после знакомства, быть может, недельки через две, они дошли до того, что начали подкалывать друг друга. Это помогало делать их взаимное присутствие более ощутимым. Калифорнийское небо было раскалено от зноя. Камера подкрадывалась к Мэрилин, словно змея. Кран таинственно прогуливался в воздухе. Юпитеры бросали на актеров снопы света. Мэрилин знала, что стоило какому-нибудь писателю или актеру почувствовать себя несчастным, ему повышали оклад, и он становился еще более несчастным за высокими стенами студий.
Наконец Джо дождался приглашения к Мэрилин в отель «Бел эйр». Сразу же включив телевизор, он уселся перед экраном. Он смотрел телепередачи до ужина, во время его и после. И с одинаковой невозмутимостью слушал последние известия, рекламные объявления, смотрел какой-нибудь вестерн, детектив или внимал речи сенатора. Казалось, телевизор отгораживал его от мира, словно звуковая крепостная стена.
* * *
Первые кадры фильма «Ниагара» показывают спящую Мэрилин. Камера подкрадывается к ней, ищет ее под простыней, подступает буквально к горлу. Это потому, что ее ждет, жаждет, желает вся Америка. Мэрилин не играет. Она лежит в постели. Ее волосы рассыпались по подушке, как у утопленницы.
После подушки, смятых простыней зритель видит голые плечи героини. Мэрилин обладает художественным чутьем: она потребовала, чтобы ее сняли хотя и укрытой, но нагой. Раз надо, так надо. Режиссер Генри Хэтауэй в конце концов согласился, что это необходимо.
В «Ниагаре» нагота женщины терзает мужчину, словно разбушевавшаяся стихия. После сцены в постели, не имеющей параллели в истории кино, прием: похотливая камера нападает на женщину. Она гоняется за ней, применяя акробатические трюки. Мэрилин снимают со спины, показывают от талии до колен. Ее бедра обтянуты красным атласом. Она идет по каменистой дороге к железному мосту. Неровная дорога затрудняет походку, она сильнее виляет бедрами. Наконец слышится угрюмый рев водопадов Ниагары. Чувственное все время сочетается с образом нависающей смерти. Героиня решает убить мужа, который также хочет уничтожить ее. Муж в прошлом солдат, потерявший на войне разум и живущий в постоянном страхе, что его могут обмануть. А на заднем плане — Ниагара, без устали низвергающая свои грохочущие, грозные, карающие потоки.
Мэрилин идет танцующей походкой, а за ней по пятам гонится смерть. Наконец-то Америка может полностью отождествить себя с героем картины (актер Джозеф Коттен), солдатом с помутившимся рассудком, который одной рукой обнимает жену, а другой судорожно сжимает револьвер.
Разумеется, Наташа Лайтес оккупировала съемочную площадку, Хэтауэй смирился с тем, что она общается с героиней знаками глухонемых. Не унимался один Занук. Популярность Мэрилин, которую надо было использовать, его бесила. Потрясая сигарой, словно смертоносным лезвием, он браковал одну сцену за другой. Он любил «звездочек» послушных, как пудели, позволяющих кормить себя с ложечки, всегда готовых поверить в басню о Зануке — боге-отце, короле космонавтов, церемониймейстере, творце богинь экрана. Поэтому Мэрилин, отдававшая предпочтение собственным диким фантазиям перед фантазиями продюсера, являла собой, на взгляд этого преуспевшего сына администратора отеля, нечто вроде национальной потаскушки.
Невзирая на протесты сценариста Брекитта и режиссера Хэтауэя, Занук, рассвирепев из-за стремлений Мэрилин придать своей роли большую значимость и иных проявлений независимости по отношению к нему, продюсеру, воспринимал все это как личное оскорбление и при монтаже изрядно подсократил сцены с участием Мэрилин. При этом он вырезал лучшие сцены. Американские же кинозрители полюбили Мэрилин Монро и вовсе не требовали, чтобы папаша Занук, восстав ото сна, повел ее в церковь.