Каким нужно будет делать следующий фильм с Мэрилин? Может, просто напросто показывать ее в постели все полтора часа? Публика это примет, но какую придумать причину — столько времени держать героиню в кровати? Роженица?.. Нет, только не это! Зритель предпочитает невинность, даже если она шита белыми нитками, как в некоторых странах Востока. Не держать же ее в постели из-за болезни! А что, может, душевной?! Пожалуй, это подойдет.
Для успеха Мэрилин Монро не нужны ни сценаристы, ни писатели. Надо лишь уложить ее в постель или в ванну. Эта Ниагара ужасно шумит. Поместим ее в спокойную воду, в шикарную ванну. Вода и Мэрилин, Мэрилин и вода, пока она не захлебнется!
Занук вертел в руках сигару, вздрагивая и дергаясь, словно восточный танцор. Он стряхивал пепел на фотографии белокурой Америки, американки номер один...
В «Ниагару» вложили миллион долларов. В скором времени фильм принесет доход, в шесть раз превышающий затраты. И кукле с неестественной походкой больше не придется ждать славы, приоткрыв рот и оголив коленки.
Теперь Мэрилин обступали на улице, от нее добивались автографа, улыбки, слова. Она притягивала толпу. Именно поэтому Джо Ди Маджио и не мог расстаться с Мэрилин, несмотря на одолевавшее его порой дурное настроение. Мэрилин вернула ему любовь толпы, потерянную им с тех пор, как он повредил ногу.
Мэрилин делалось дурно от криков незнакомых людей, когда ее узнавали. Эти крики не были выражением любви. Скорее то была мрачная ярость, будто эти люди хотели растерзать ее на части. Слава не принесла желанного облегчения, а наоборот, наваливалась на несчастную, словно еще одна кара...
* * *
Для рекламы «Ниагары» решили направить Мэрилин участвовать в конкурсе «Мисс Америка», проходившем ежегодно в Атлантик-Сити. По этому случаю она смогла несколько дней отдохнуть в Нью-Йорке. Она проводила время в ресторане Шора среди спортсменов, приятелей Джо. В своем платье с круглым декольте Мэрилин без стеснения зевала, прикрывая рот пальцами, посреди этого сборища людей с огромными ручищами и челюстями. Ее одолевали телефонные звонки журналистов, предлагавших ужины и встречи. Она принимала приглашения, Джо Ди Маджио доставляло большое удовольствие сопровождать ее, тогда на его долю тоже выпадало несколько комплиментов.
В самолете, доставлявшем Мэрилин в Атлантик-Сити, она надела свое красное платье с очень глубоким вырезом, то самое, в котором снималась в «Ниагаре». В аэропорту ее ожидало множество полицейских мотоциклов, между которыми метался шериф. Вой сирен моторизованной полиции сопровождал ее до вокзала, где на платформе собрались официальные лица и толпа любопытных: ожидали, что она приедет по железной дороге, но на поезд она опоздала.
Между прежними опозданиями — систематическими, в которых она была виновата, навлекавшими на нее упреки, и опозданием сегодняшним была разница. Последнее было извинительным — полицейские сирены с трудом пробивали ей путь, о ее приближении возвещали, словно о пожаре. Мэр города ждал Мэрилин с букетом. Он должен был приколоть на груди актрисы значок. Она с восторгом слушала приветственные крики, а также протесты женщин из армии спасения и матерей семейства, потрясавших транспарантами, на которых ее клеймили за непристойность.
Мэрилин усадили на капот открытого кадиллака. Официальные лица, сидевшие в машине, расплывшись в улыбке, увозили столь желанную молодую женщину. Улицы Атлантик-Сити были запружены толпой, народу собралось гораздо больше, чем при встрече Эйзенхауэра, когда тот приехал в конце войны возвестить о возвращении «парней». Сегодня руки людей поднимались, образуя живой лес. Они тянулись к этой новой невесте Америки. А она тем временем мелодраматично обрывала лепестки роз и бросала их в толпу, словно великодушно раздавала свои сокровища.
* * *
В первые дни нового, 1953, года Мэрилин, спрятав глаза за темными очками, подобно тысяче других блондинок, разыгрывающих из себя кинозвезд, делала покупки на бульваре Сансет: шарфик, халат, новую сумочку. Ее машина была завалена свертками. Эти покупки на скорую руку чем-то напоминали принятие противоядия.
К ее «ягуару» устремлялись поклонники богинь экрана, протягивая клочки бумаги, фотографии детей, проездные билеты. Их жесты уже менее любезны, приветствия похожи на гримасы. Эти незнакомые люди требуют автографа как доказательства существования богини. Пользуясь ситуацией, Джо Ди Маджио ставит на нескольких клочках бумаги и свою подпись. Он перешел от скромности к высокомерной требовательности. Он намерен использовать Мэрилин в своих интересах. Он уже не предлагает ей брак — он требует его, приказывает.
Мэрилин перестали удовлетворять уроки Наташи Лайтес. Она мечтает о школе, учеба становится для нее навязчивой идеей. Она записалась на курсы одного из многочисленных «творцов чудес» в Голливуде — Михаила Чехова, который раскрывал своим ученицам тайны Московского Художественного театра. Лайтес, не отстававшая от Мэрилин, прослышав об этом «предательстве», разбушевалась:
— Чему вам еще учиться, я вас всему научила.
— Искусству, — ответила Мэрилин. — Я не хочу больше выставляться на съемке, словно демонстрируя купальные костюмы!
— Дорогая, Чехов вас погубит! У вас появится тик.
Тем временем Джо изводил ее так же, как и Наташа Лайтес. Мэрилин вернула ему вкус к его страсти — славе. Он использовал Мэрилин не на десять процентов, а на все сто. Не допуская, чтобы Мэрилин часами лежала в ванной или сидела перед зеркалом, он выпроваживал ее на улицу к тесным рядам почитателей, к визгливой толпе. И от сладостных обещаний Михаила Чехова, и от перебранок с Джо Ди Маджио Мэрилин, казалось, теряла трезвость ума, а ее походка становилась все более и более неровной.
Ей оставалось лишь одно: покупать, сорить деньгами. У нее появилось новое пристрастие — аукционы, где она, даже не интересуясь предметом ставки, действовала вслепую с единственной, сверлящей ее мыслью, что он стоит денег, больших денег, а ей достаточно только выписать чек. Она посещала эти аукционы, до предела декольтированная, как будто вздувала цену на саму себя. Газеты издевались над этим ее пристрастием, иронически писали о «Мэрилин и культуре». Фотографы снимали ее, когда она, выпятив бюст, рассматривала древний манускрипт, приобретенный ею за четыре тысячи долларов. Это было так трогательно, как будто ребенок, еще не умеющий читать, что-то лепечет над книжкой, чтобы подумали, что он все в ней понимает.
Хотя Мэрилин и стала кинозвездой, в мае 1953 года она получала лишь тысячу пятьсот долларов в неделю. Она добилась высшей суммы, предусмотренной контрактом с «Фокс», подписанным за нее Джонни Хайдом, а срок его действия истекал через пять лет. Она рассталась с агентством «Уильям Моррис», и теперь ее интересы представляло «Артистс Эдженси» Чарлза Фельдмана. Этот последний, добиваясь пересмотра контракта, смехотворного для звезды, исчерпал все доводы, но Занук оставался непреклонным. Наконец-то он проучил «капризную курочку», как он любил называть Мэрилин.
* * *
В то время как Мэрилин жила надеждой на настоящую роль, Занук только и думал, как бы показать ее в ванне. Сценарий фильма «Дорогая, я чувствую себя помолодевшим» специально дополнили для Мэрилин сценой в бассейне. Обтянуть спину этой Мэрилин материей, чтобы создать впечатление, что она в мокром купальнике. Губы пусть блестят, словно она постоянно их облизывает. Волосы собрать в конский хвост, причесать а ля помпадур или завить, как у пуделя, — не все ли равно, нужно только, чтобы они были в беспорядке, как у женщины, только что вставшей с постели. Ведь один критик сказал, что уход Мэрилин Монро со сцены всегда волнует: зрители видят ее спину. В песенках, которые принесут ей успех, будут строки, или даже они будут так называться: «Вас кто-то любит» и «А ну-ка повтори еще раз».