Обе женщины задумали выдать Норму замуж. Это казалось им единственным спасением. Надо было найти жениха, прежде чем Норма падет жертвой случайного спутника по купанию или прогулке в машине — какого-нибудь водителя с улыбкой киноактера.
— Пусть он танцует с другой, лишь бы это не задело Норму.
— Нет, пусть лучше он не танцует с другой. Тот, о ком я думаю, не станет дрыгать ногами с девушкой, которая не предназначена ему Богом.
— А что, если он заметит, что наша Норма немножко безалаберна и не очень-то строга с мужчинами?
— Тот, о ком я думаю, Грейс, долго будет ослеплен первым впечатлением.
— Я не соглашусь отдать свою маленькую Норму за круглого идиота.
— Уж как-нибудь они сумеют договориться.
— Я приготовила ей платье для танцев из тонкого белого батиста с вышивкой, — сказала тетя Грейс.
Для Нормы у них был на примете Джеймс Доуэрти, высокий, худой парень, немногословный и строго придерживающийся своих определенных привычек. Ему был невдомек сговор двух дам по столь деликатному вопросу. Можно подивиться энергии женщин, если принять во внимание, что всю свою жизнь они были смиренными, робкими и боязливыми. Казалось, у них оставалась одна-единственная возможность взять реванш: подчинить непокорную душу, запутав ее в сетях своих интриг. Они покорили, обескуражили своими комплиментами Доуэрти-мать, а затем уж произнесли имя Нормы Джин. Миссис Доуэрти вскипела. Это не та девушка, которую можно рекомендовать, она не годна для семейной жизни, к тому же она еще слишком молода.
— И потом у нее манера заливаться смехом! Известное дело, что значит, когда девушка ее возраста так завлекательно смеется!
— Она нетронутая, — заверила тетя Годдар. А Энн Лоуэр добавила к этому:
— Человек на пороге смерти, миссис Доуэрти, не станет брать греха на душу и врать. Неужто вы хотите соединить своего сына с девушкой, с которой ему будет скучно? Молодость и смех, о чем можно еще мечтать?
В тот 1941 год Джим Доуэрти работал у «Локхида» в ночную смену. Он кончал работу в восемь утра и часть дня спал. Стены его комнаты украшали блеклые цветы. На занавесках трепетали другие цветы — белые, неземные. Так рабочий одного из военных заводов жил в атмосфере райских кущ. Он ждал войны под маминым крылышком. Когда он просыпался, любящая мама, подсовывая ему под голову подушку, подавала желтую настойку и на подносе завтрак.
В январское утро 1942 года на подносе лежала записка. Друг семьи, Грейс Годдар, приглашала «своего старинного приятеля Джимми» один из ближайших вечеров провести с Нормой Джин и подыскать для Бебе Годдар, дочери доктора Годдара, кавалера среди рабочих сборочного конвейера «Локхида».
Джим был знаком с обеими девушками, как и со многими другими. Он поторопился проявить галантность и повиновался, не ведая того, в какую ловушку попадет.
Бальный зал «Локхида» представлял собой длинное помещение в форме коробки из-под обуви с раздвигающимися дверьми. Все было окрашено в синий цвет — цвет противовоздушной обороны.
Большие ясные глаза Нормы Джин неотрывно смотрели на подбородок, нос, лоб, уши Джима Доуэрти. Он нежно прижимал ее к себе. Оркестранты были в черно-белом. От оглушительных звуков тромбона ноги танцующих подкашивались. Трубач отбивал такт с веселым ожесточением. От присутствующих в зале исходил запах пота. Толпа прерывисто дышала.
Было уже довольно поздно, когда музыканты надели на свои инструменты черные чехлы, и длинные вереницы машин медленно покатили по шлаковой аллее.
У «Локхида» в субботние вечера устраивались и свадьбы. Они проходили в том же темпе, в каком шла сборка самолетов в рабочие дни.
Цель
Норма Джин перенесла два потрясения — одно до свадьбы, узнав, что носит фамилию матери, второе — по случаю этого события; ее поразила книга, которую ей подарила тетя Годдар. Книга называлась «Подготовка к браку». Супружество в этой книге рассматривалось как извечная необходимость. Не существовало причин, которые могли бы стать препятствием для замужества. Девушка должна без колебаний принять честное предложение. За этим шли десятки других вопросов и ответов. Книга заканчивалась словами: «Настоящая любовь приходит с годами».
Норма Джин старательно подчеркнула отдельные предложения, отметила абзацы: чувственная дрожь, ласки, разнообразие блюд, частая смена ночных сорочек. Закрыв книгу, она задумалась — ей словно рассказали о жителях другой планеты.
19 июня 1942 гола Хоуэллы. друзья Доуэрти, в доме которых была просторная веранда, выходившая на Бентли-авеню, уступили ее для свадьбы. С затуманенным взглядом и приоткрытым ртом Норма пожимала плечами. Где он, этот пресловутый «жар в крови», о котором она читала в пособии для молодоженов? Норма прижимала к себе букет, словно маленького ребенка, взятого ею под защиту.
Ужин закончился. Веселая компания направилась в голливудское ночное кабаре «Флорентийские сады». Когда гости устремились на танцевальную площадку, Норма Джин словно почувствовала себя в своей стихии. Она в исступлении виляла бедрами, танцуя конгу. То она казалась почти умирающей, то неожиданно переходила в другие крайности, становясь вульгарной и развязной. Это было больше, чем ожидал Джим Доуэрти. Движение бедер, слишком открытый рот, слишком светлые глаза невесты были призывами к любовной усладе. Гости аплодировали Норме, аплодировали ее выставлению себя напоказ. Невеста вдруг обернулась девицей, которой положено развлекать клиентов, чтобы увеличить потребление шампанского.
Доуэрти переживал. Норма Джин словно принадлежала всем другим мужчинам, невзирая на их возраст и положение. Все были увлечены ею. Встревоженные тетя Грейс и тетя Энн Лоуэр уговаривали подвыпивших гостей разойтись по домам, ссылаясь на усталость. Но те и слышать не хотели. Мужчины наперебой приглашали Норму на танец, хлопая в ладоши и качая в такт коленкой.
Свадебная ночь началась и завершилась двумя репликами:
— Весь вечер ты развлекала их, как мартышка, — сказал Джим.
Засыпая, Норма Джин в восторге пробормотала:
— Ну и что такого, разве мы не животные?
* * *
Квартира молодоженов представляла собой однокомнатное бунгало номер 4524 на Виста дель Монте-стрит, в предместье Лос-Анджелеса Ван Наис.
Норма не любила есть по часам, ненавидела грязные тарелки и запах раковины. Она предпочитала сто раз на дню открывать холодильник и, не откладывая в сторону журнала мод, откусить кусочек мяса, смазнуть указательным пальцем немного масла, откусить яблоко.
Вечером, когда Джим открывал холодильник, его чуть не тошнило. Он удивлялся — все продукты выглядели так, как будто их грызли мыши. Кроме того, Норма выходила из дому только затем, чтобы купить какой-нибудь материи. Она начинала сразу сотню дел и ни одного не доводила до конца, как не доедала ни одного из начатых блюд.
В ее понимании жизнь замужней женщины была тягостным бременем, которое можно было сравнить с приютскими порядками. Но ей не хватало наставниц, помогавших делать все вовремя. Она как бы возвратилась в детство, утратив преимущества этого возраста. У нее не оказалось нянек. У нее не было даже того, что она имела в приюте, где на десятерых была одна няня.
К концу дня, упав духом, она валилась на диван посреди не убранных вещей. Когда Джим вечером приходил домой, она с опаской спрашивала его, не хочет ли он поесть, потому что у нее уже не было сил что-нибудь приготовить.
— Ты читал мою записку? — спрашивала она.
Она прятала в свертки с сандвичами, приготовленными для мужа, довольно поэтичные объяснения в любви: «Дорогой, когда ты вернешься домой, я буду спать, но мои мысли будут только о тебе». Или: «Не ешь этого кусочка моего сердца, дорогой, даже если очень проголодаешься». По правде говоря, это было продолжением тех детских игр, когда, стремясь создать себе свой мир, дети начинают писать друг другу записки, полные нежных излияний.