Сначала Джима назначили инструктором физкультуры, и Норма поехала к нему на остров Каталина, куда его направили и где было очень мало женщин. Там проходили боевую подготовку солдаты-пехотинцы и матросы береговой охраны. На этом острове-полигоне в обстановке подлинной оргии мужской мускульной силы Норма Джин, которую задарили улыбками и приглашениями, разом избавилась от своего уныния, от атонии замужней жизни
Она и думать забыла о Джиме.
Она разгуливала по острову в купальных трусиках и лифчике, в белой блузке и шортах. Ее постоянно окликали, подзывали свистом, и это было для нее как музыка, и казалось, что ее командировало сюда военное министерство, чтобы скрасить жизнь парней перед их отправкой в неведомое.
У нее было ощущение, что она больше не одинока, что она принадлежит другим, толпе. Джим испытывал чувства совсем противоположного характера. Он взял Норму Джин с собой на этот остров из предосторожности, а получилось, что, опасаясь огня, сам бросил ее в кратер вулкана. Джим попросился на фронт. Он заявил Норме, что если останется живым, то не для того, чтобы вернуться к ней, но в нем еще теплилась надежда, и он пожелал, чтобы в его отсутствие она жила у его родителей.
При содействии армейского фотографа Норме удалось добиться встречи с представителями агентства фотомоделей «Голубая книга» в отеле «Амбассадор».
Это произошло в знойный июньский день 1945 года. Дома, готовясь к встрече, она в одной комбинации уселась перед зеркалом, как перед мольбертом. Она подмигивала сама себе и улыбалась, покусывая большой палец. Она наслаждалась собой. Затем она принялась втирать кольдкрем. Она никак не могла расстаться с расческой и флаконом духов, никак не решалась кончить сборы, облачиться в платье. Теперь Норма боялась промахнуться в выборе туалета, как в первые дни замужества — не угодить Джимми в еде.
Она была похожа на тысячи блондинок, разгуливавших по проспектам Голливуда. Быть ли ей продавщицей карамели на бульваре Сансет или кинозвездой — решала судьба. Кинозвезда ухаживает за лицом не больше продавщицы карамели и часто уступает ей в красоте. Норма вся дрожала. Она волновалась сильнее, чем в день свадьбы. Агентство фотомоделей было шагом на пути в кино. Настоящим брачным союзом, к которому она страстно стремилась, был союз со зрителями через хорошо натянутое полотно экрана.
Румяная, как яблоко на выставке плодов, она уселась в оставленный ей Джимом старый форд. Она покинула скромные кварталы Ван Наиса в голубом костюме и темных очках — как кинозвезда, не желающая привлекать к себе внимание.
Родители Джима, следившие за каждым ее шагом, подумали, что она едет на работу, — так одевалась она по утрам, отправляясь красить фюзеляжи. Они радовались при мысли, что, когда их сын вернется, его встретит любящая, красивая жена.
Проезжая Беверли Хиллз и Малльхолланд драйв, она нажимала на педаль так, словно ставила ногу на мягкий гипс Китайского театра Граумена, чтобы получился отпечаток. Перед ее глазами промелькнули мраморные колонны и хрустальная люстра отеля «Александрия». В вестибюле стиля рококо по восточному ковру, прозванному волшебным, потому что на нем вершились большие дела кино, шныряли бизнесмены. Вдоль бульвара Сансет надменно возвышались пальмы, похожие на жирафов. По «Амбассадору» носились репортеры светской хроники, ловя остроты из уст знаменитостей. Вечерами по пятницам здесь играл оркестр Эйба Лаймена. Под его музыку звезды-блондинки оживали и покачивались в ритме танца вокруг плавательного бассейна. Галереи превращались в выставку драгоценностей и туалетов. Тут, в «Амбассадоре», Норма Джин чувствовала себя как на заводе, вырабатывающем чудо, тогда как за пределами Лос-Анджелеса были сплошные пустыня и мрак.
На следующий день после посещения агентства «Голубая книга» она бросила работу. Она стала натурщицей для фоторекламы купальных костюмов. Теперь она жила только своими фотографиями, зачарованная собственным изображением. Норма не переставала изучать эти снимки, уставившись на них застывшим взглядом. Она не нравилась себе, но отчаянно цеплялась за свое изображение, как некогда за уроки школы шарма.
* * *
В Америке больше, чем где-либо, огромными тиражами издаются журналы, рассчитанные на читателей-мужчин, где целые развороты отводятся фотографиям полуодетых пышных блондинок. Они лежат, растянувшись на диване с поднятой ножкой, улыбаются, принимают ванну, полуодетые ждут ночи или дня у своего окна... У всех соблазнительный бюст и локоны. Коротая время, они причесываются, потягиваются, меряют своими крепкими длинными ногами комнату, где царит продуманный беспорядок.
Норма Джин стала все чаще и чаше фигурировать на страницах журналов с краткими названиями: «Пик», «Клик», «Лаф», «Сэр», «Си» и длительным воздействием на мужскую психику. Веселые названия привлекают множество постоянных читателей, заставляя их томиться, предаваясь сладостным и губительным мечтам. Подобные журналы листают мужчины всех возрастов, невзирая на положение в обществе.
Час позирования приносил Норме Джин столько же денег, сколько целый лень работы на заводе. От нее требовалось только одно — выставлять перед объективом прикрытые тонкой газовой тканью грудь, талию, бедра. Нередко фотограф увозил ее на пляж Малибу. Фотографии на пленере непременно делались на фоне пляжа, волн, ракушечника. Молодую женщину сфотографировали также на диванчике самолета. Томящийся от одиночества читатель знал теперь Норму Джин, не зная ее имени.
Говард Хьюз, босс «РКО» — крупной кинокомпании, эмблемой которой была Эйфелева башня с молниями, сверкающими на верхушке, прилежно читал такие легкомысленные журналы. Он не раз восхищался незнакомкой в клетчатой юбочке и красном свитере, дремлющей на стоге сена или вытянувшей ноги, сидя на качелях. Одну неделю она оголяла левое плечо, вторую демонстрировала голую спину или пышную загорелую грудь.
В отличие от всех других моделей, выставлявших напоказ фигуру с невыразительными безжизненными лицами, Норма Джин на каждой из своих фотографий, казалось, показывала гораздо больше, чем остальные. Ее лицо тоже было очень выразительным, оно преображалось, расцветало в экстазе. Это лицо активно участвовало в эротической игре. Казалось, в нем все, особенно глаза и губы, говорило о любви с какой-то преувеличенной наивностью и в то же время плутовством.
Босс «РКО» приглашал время от времени в свой кабинет какую-нибудь итальянскую кинозвезду, которая взволновала его своим бюстом, и намекал, что ее карьера будет обеспечена, если она избавится от мужа. Впрочем, на этом роман с Говардом Хьюзом и заканчивался. От своего отца, изобретателя нового метода бурения нефтяных скважин, он унаследовал огромные деньги, которые вложил в авиацию и кино. Робкий и взбалмошный, он приглашал молодых блондинок совершить с ним круг в самолете. Он выделывал в небе такие акробатические номера, что доставлял своих пассажирок на землю полумертвыми. Он вершил свои крупные дела не в одном из многочисленных кабинетов, а просто из гостиничного номера. Он запирался там, как будто его преследовали, и оттуда передавал свои распоряжения по телефону. В тот момент, когда Говард Хьюз листал легкомысленные журналы, где Норма Джин Доуэрти фигурировала в ночной сорочке или пляжном костюме, он пребывал в «Ливанских кедрах» — клинике голливудских знаменитостей. Хьюз потерпел аварию во время очередного представления в воздухе... и лежал весь в гипсе. Не пострадали одни глаза, чем он не преминул воспользоваться... Прямо с постели он позвонил в одну из своих кинематографических контор и велел разыскать поразившую его воображение фотомодель. Ему было невдомек, что красавица, о которой шла речь, прежде чем отправиться к фотографу, читала учебник по анатомии и с упорством изучала раздел о строении человеческого скелета. Ее скелет, диковинно облаченный плотью, мог принести немалый доход, если красавица соглашалась позировать, лежа на красном диване почти нагая. «Это ж только для забавы», — любила говорить она. И очень скоро с упорством стала твердить о себе: «Я служу для забавы».