…На двадцать четвертой версте свернули в сторону, развели костер, вскипятили чаю. Все запасы провизии объединили и сложили в две общие корзины. Мациевский взял на себя заботы по хозяйству: и лошадей выпряг, и костер разжег, и воды достал, и посуду помыл.
После завтрака минут десять курили, полулежа на раскинутых вокруг догорающего костерка шубах. Ждали, пока подкормятся и отдохнут кони.
Дальше дорога была легче, начинался спуск с хребта, и поехали резвее. Все чаще стали попадаться встречные. В основном это были крестьяне, ехавшие в город с сеном или дровами. При каждой встрече Козер попридерживал лошадь и спрашивал: тихо ли на тракте? Все отвечали, что, слава богу, тихо, что последний раз было ограбление еще до пасхи, а после никаких происшествий не случалось. Да и то — разве это ограбление? Взяли у бурята три рубля золотом да мешок с продуктами… Вот прошлой осенью тут, что и говорить, было неспокойно. Действовала большая шайка, человек двадцать. Ни одного купца с Витима не пропускали, да и мужиков, кто ехал из города, тоже останавливали. Перед рождеством милиция делала на тракте большую облаву. Взяли не меньше пятнадцати бандитов. С тем пор и тихо стало.
Когда подобные разговоры в различных вариациях повторились раза три–четыре, Анохин сказал Козеру:
— Не хватит ли тебе? Нас и так мужики невесть за кого принимают… По виду вроде охотники, а ведем себя как следователи.
Козер весело рассмеялся:
— А вот и не угадал ты, Петр Федорович! Знаешь за кого они нас считают? За купцов, едущих на Витим! Вот честное слово! Хочешь проверим? А что касается остановок и разговоров, то это обычный у нас, так сказать, долг дорожной вежливости. Все удивились бы и подумали что–либо неладное, если бы мы молча проехали мимо.
На озеро Коморье прибыли вечером. Жить устроились неподалеку в пустовавшей бурятской юрте. Еще в пути договорились в первый день птицу не тревожить, отдохнуть как следует и начать охоту с утра пораньше. Если охота на Коморье окажется неудачной, то можно будет поехать дальше, на озеро Центур, куда городские охотники редко добираются.
На следующее утро, еще затемно, к ним присоединился пятый охотник — Константин Гребнев, друг Мациевского и Козера. Из Читы он должен был выехать вместе со всеми, но домашние дела задержали его.
Три дня пролетели незаметно.
Уток было много и в первое время держались они вблизи берега до удивления беспечно. Охотников подпускали на пятнадцать — двадцать шагов и лишь после выстрела поднимались на крыло. Спугнутые в одном месте, сделав полукружье, тянули к камышам на противоположной стороне. Как видно, время перелета еще не кончилось…
Гребнев и Мациевский почти не охотились, предоставив озеро в полное распоряжение гостей и освободив их от всяких забот и о лошадях, и о пище. Проводив гостей в город, они намеревались отправиться на озеро Центур.
В среду, в 10 часов утра Анохин, Крылов и Козер выехали домой.
Поклажи заметно прибавилось. В передке повозки лежал прикрытый сеном большой куль битой птицы. Однако отдохнувшая лошадь тянула старательно и ходко.
Вскоре миновали улус Комарье, потом селение Мухор–Колдуй. Двумя часами за полдень подъехали к зимовью на сорок первой версте. Хотели сделать остановку для обеда, но, посоветовавшись, решили ехать дальше и устроить привал на том же месте, где отдыхали и первый раз.
Вскоре навстречу из города начали попадаться крестьяне. Но день был будним, и встречных было немного, всего несколько подвод. Все ехали налегке: кто за грузом, кто после продажи груза. Завидев охотников, издалека уступали колею. Как и раньше, Козер не забывал спрашивать — тихо ли на тракте, хотя до города оставалось меньше сорока верст.
Последние подводы попались на тридцать пятой версте. Встречные лошади без напряжения, мелкой трусцой катили под уклон порожние телеги. Однако, вывернув из–за поворота и заметив охотников, передний возчик зачем–то подхлестнул коня и мимо пронесся едва ли не рысью.
Это встревожило Козера, и он долго не мог успокоиться, оборачивался назад, озирался по сторонам, всматривался в каждый куст или пень за придорожной канавой.
Анохин и Крылов курили и спокойно разговаривали. Оба беспокоились лишь о том, как бы успеть сегодня домой, чтоб не причинять лишних волнений ни женам, ни товарищам по работе.
Крылов до беспамятства любил семилетнего сынишку, успел соскучиться по нему, теперь даже пожалел вслух, что не взял парнишку с собой, когда тот со слезами умолял его об этом.