— Одного жалко — погулял мало. И деньги–то ведь были, а все как–то на потом откладывал.
На очной ставке Самойлов резко сказал Косточкину:
— Брось зря волынить. Попались, так надо уметь и расплачиваться.
Косточкин и здесь остался верен себе. Припертый к стене показаниями Самойлова, он продолжал исступленно твердить:
— Ничего не знаю! Навет на меня!
Пришлось пойти на крайнюю меру. Зная, что четверка убийц крайне обозлена на наводчика за его бессмысленное запирательство, следователь посадил всех пятерых в одну камеру. Как видно, объяснения там происходили не только на словах. Через сутки избитый, весь в синяках Косточкин наконец–то сам попросился к следователю:
— Да, на рынке, где я продавал сено, я сказал Самойлову, что на Витимском тракте можно хорошо подзаработать… Должны ехать купцы с золотом… Но никаких Анохина и Крылова я не знал.
Большего от него, несмотря на все старания, добиться не удалось.
В сентябре следствие было закончено.
Обширный обвинительный акт по делу о банде Кости Ленкова с десятью томами следственного материала был передан в Высший кассационный суд Дальневосточной республики.
2
Зал заседаний Народного собрания ДВР не смог вместить всех желающих присутствовать на судебном процессе. Пришлось ввести систему пропусков, которые распределялись по организациям и предприятиям города. И все равно на углу Иркутской и Амурской улиц с утра до вечера стояли люди в надежде, что какая–либо счастливая случайность поможет им попасть в переполненный зал. За последние годы бандитизм стал бедствием. Он так часто терроризировал население, что нынешний показательный процесс касался буквально каждого.
1 октября 1922 года, ровно в 12 часов дня Высший кассационный суд ДВР в составе: председательствующего — Е. М. Матвеева и членов — А. А. Модеко и Л. Н. Берсенева занял свои места на сцене. Семьдесят два подсудимых уже были размещены под строгой охраной в шести боковых ложах но обеим сторонам зала. За столом защиты — девять адвокатов, которым поручено представлять интересы обвиняемых. Главным обвинителем выступает бывший министр юстиции республики Е. А. Трупп, совсем недавно заявивший о своем разрыве с эсеровской партией. Ему помогает прокурор Л. В. Баудер. На процесс приглашены эксперты и переводчики. Среди них — специальный толмач, умеющий толковать речь глухонемого подсудимого Михаила Батурина.
Хотя обвинительный акт доказательно квалифицировал преступления не только всей банды в целом, но и каждого из обвиняемых в отдельности, судебное разбирательство предстояло долгое и тщательное. Кроме семидесяти двух подсудимых, надлежало опросить 185 свидетелей, вызванных обвинением и защитой. Правда, к началу суда около трети свидетелей так и не были разысканы, несмотря на старания милиции.
Общественность республики и печать требовали для бандитов самого сурового возмездия. В адрес суда шли письма, телеграммы, постановления собраний. Вина подсудимых представлялась настолько бесспорной, что многие не понимали, зачем понадобилось проводить столь долгий процесс.
Но суд изо дня в день, с утра до позднего вечера, кропотливо и настойчиво разбирался во всех тонкостях и деталях. Это нужно было не только потому, что так требовали судебные законы, принятые в ДВР.
Благодаря своему партизанскому прошлому, Костя Ленков какое–то время ходил среди отсталых слоев населения и своеобразных «героях».
Показания обвиняемых и свидетелей со всей беспощадностью выявили истинное лицо этого двуличного демагога, отъявленного бандита и хладнокровного убийцы. Нет, сам Ленков прибегал к оружию лишь в крайнем случае. Он меньше других участвовал в грабежах и убийствах. Но, как никто другой, он умел, сам оставаясь незапятнанным, коварно и хитро навести безжалостный удар своих сообщников на избранную им цель. Таких же методов придерживался и Филипп Цупко — «вторая рука банды». Потому–то и возникло между ними взаимное недоверие, перешедшее затем в соперничество.
На суде выяснилось, что организатор банды, агент семеновской контрразведки Гутарев вовсе не был убит во время одного из налетов, а попросту ушел за границу и своим хозяевам вместе с награбленным золотом. Слух о его гибели был распространен новым атаманом намеренно, ради маскировки. Как подтвердил Багров, Костя Ленков в последнее время все чаще и чаще поговаривал о таком же исходе для себя.
К сожалению, судебное разбирательство не внесло ничего нового в расследование убийства на Витимском тракте. Более того, Костиненко–Косточкин на суде отказался от своих показаний, данных им на предварительном следствии. Все четверо убийц — Самойлов, Баталов, Бердников и Крылов — в один голос подтвердили, что наводку на «витимское дело» давал Косточкин, однако тот все отрицал и повторял свое любимое: «Ничего не знаю. На меня наговаривают». С таким же упорством он отрицал и все другие факты своего участия в делах банды Ленкова. Даже в последние дни процесса, когда были выслушаны речи обвинителей и защитников, когда подсудимым была предоставлена возможность последнего слова перед вынесением приговора и все они просили снисхождения, Костиненко–Косточкин удивил всех. Он уже знал, что прокурор потребовал для него высшей меры социальной защиты — смертной казни через расстреляние. Однако, злобно оглядев зал, он произнес единственную фразу: