Процитируем Ч. Г. Дарвина: «Может случиться, что подобное развитие инстинкта размножения займет [время жизни] сотни поколений, но если это произойдет, возмездия природы не избежать: Homo contracipiens исчезнет с лица Земли, и его место займет Homo progenitivus».
Данный аргумент основывается на том, что сознание, или желание иметь детей (неважно, как это назвать), носит наследственный характер — однако оно наследуется лишь в самом общем, формальном смысле.
Результат будет одинаков, независимо от того, передается ли оно через клетки эмбрионов, или экзосоматически, если пользоваться термином А. Дж. Лотки. (Если же вы отрицаете и ту, и другую возможность, то тогда вообще какой смысл все это обсуждать?) Мы изложили эти аргументы применительно к проблеме роста населения, но с таким же успехом их можно применить к любому случаю, когда общество апеллирует к сознанию человека, эксплуатирующего ресурсы общего пользования, призывая его к сдержанности ради общего блага. Такой призыв запускает механизм отбора, изживающего сознательность у человеческой расы.
Патогенные эффекты сознания
Долгосрочных негативных последствий апелляции к сознанию вполне достаточно, чтобы отказаться от такого подхода; однако у него есть и серьезные краткосрочные недостатки. Если мы просим человека, эксплуатирующего ресурсы общего пользования, воздержаться от этого «во имя сознательности», что именно мы ему говорим? И что он слышит — не только в тот момент, когда к нему обращаются, но в сумраке ночи, когда он, полусонный, вспоминает не только сами наши слова, но и невысказанные коммуникационные сигналы, которые мы, сами того не ведая, ему передали? Рано или поздно, осознанно или подсознательно, он поймет, что получил сразу два сигнала, причем взаимно противоречивых: (1) (сигнал, который мы хотели передать) «Если вы не сделаете то, о чем мы вас просим, мы в открытую осудим вас за то, что вы не поступаете, как ответственный гражданин»; и (2) (сигнал, который мы подаем помимо воли) «Если вы сделаете то, о чем мы вас просим, мы втайне будем считать вас простаком, которого можно, пристыдив, заставить стоять в стороне, пока все остальные пользуются общими ресурсами».
В результате каждый человек вынужден, как выразился Бейтсон, «разрываться между противоречивыми требованиями». Бейтсон с соавторами достаточно убедительно показали, что подобное состояние является одним из важных причинных факторов при возникновении шизофрении. Возможно, противоречивые требования не всегда приводят к столь вредным последствиям, но они непременно подвергают опасности душевное здоровье каждого, к кому предъявляются. «Нечистая совесть, — говорил Ницше, — это своего рода болезнь».
Искушение пробудить в других сознательность возникает у каждого, кто хочет распространить свой контроль за пределы правовых рамок. Этому искушению поддаются и лидеры на самом высоком уровне. Ответьте: хоть один президент за последние двадцать пять лет удержался от того, чтобы призвать профсоюзы добровольно умерить свои требования о повышении зарплаты, или металлургические компании — соблюдать в добровольном порядке те или иные ценовые ограничения? Я лично такого не припомню. Риторика, используемая в таких случаях, должна вызвать чувство вины у несогласных.
Столетиями считалось, совершенно бездоказательно, что чувство вины — это ценный, возможно даже незаменимый элемент жизни в цивилизованном обществе. Сегодня, в постфрейдистскую эпоху, этот тезис вызывает сомнения.
Именно такую современную точку зрения выражает Пол Гудмен: «Из того, что человек чувствует себя виноватым, никогда не выходит ничего хорошего — это не добавляет ни ума, ни сострадания, не помогает в политике. Тот, кто чувствует себя виноватым, сосредоточивает внимание не на нужном предмете, а на самом себе, при этом даже не на собственных интересах, которые могут носить осмысленный характер, а на собственной тревоге».
Чтобы осознать последствия тревоги, не нужно быть психиатром-профессионалом. Мы, жители западного мира, лишь сегодня преодолеваем ужасные двухсотлетние «Темные века Эроса», которые отчасти строились на запретительном законодательстве, но отчасти — и пожалуй эффективнее — на воспитательных механизмах, пробуждавших у человека тревогу. Алекс Комфорт убедительно рассказывает эту историю в своей книге «Творцы тревоги», и выглядит она весьма неприятно.