Контраст был и с судьбой Степана Ширяева, который соединял провода непосредственно при взрыве в Москве. Он тоже переместился в столицу, начал готовить динамитную мастерскую и был арестован 4 декабря 1879 — т. е. в эти же дни. Внимание, которое власти уделили персонально Ширяеву, отправив его (вслед за Мирским) в Алексеевский равелин, где Ширяев и умер уже летом 1881, тем более подчеркивает то, насколько серьезно они относились к участникам этой акции.
В то самое время, когда такие бури бушевали вокруг «Сухорукова», его «супруга», непосредственно руководившая взрывом, преспокойно болталась и в столице России, и по провинции — так продолжалось вплоть до марта 1881 года!
Ведь даже упомянутый Гольденберг в феврале 1880 полностью рассказал о заглавной роли Перовской в подготовке московского взрыва, которую до своего ареста наблюдал собственными глазами — и тоже ничего!
Лет около сорока тому назад, после проката популярного чешского фильма-пародии, имел хождение такой ковбойский анекдот:
— А это — Неуловимый Джо.
— Что, его никто не может поймать?
— Нет, просто он никому не нужен!
Ясно, что Перовскую никто и не искал, а когда стали искать (после 1 марта 1881), то сразу и нашли!
В тот же день, что и Ширяев, был арестован и С.И. Мартыновский, у которого изъяли чемодан с «паспортным бюро» «Исполкома». Либерализм, проявленный по отношению к «супругам Хитрово» вполне, по-видимому, окупился наблюдением за ними, которое и привело и к упомянутым арестам, и к другим серьезным последствиям.
17 января 1880 «случайно» была обнаружена типография «Народной Воли». Пятеро работников во главе с Бухом оказали вооруженное сопротивление, отстреливаясь до последнего патрона, после чего были захвачены и жестоко избиты; один из них застрелился — не исключено, что был просто застрелен.
Это мужественное сопротивление было разумно обосновано: в течение нескольких дней полиция безуспешно пыталась уже на прилегающих улицах обнаружить подозрительных людей — типогафия была и центром распространения отпечатанного.
Внешнее наблюдение за этим узлом (достаточно было следить за одним Морозовым, который, по-видимому, чем-то заметно выделялся: в разные годы его дважды арестовывали в результате подозрений, вызванных поведением или внешним видом) и привело, скорее всего, к этому провалу. Скандал же со стрельбой, слухи о которой разнеслись по всей столице, исключил возможность какой-либо засады.
Параллельно развивался другой сюжет: 17 декабря в Москве был по какому-то поводу арестован рабочий-наборщик А.Я. Жарков, приехавший туда по личным делам, а до того работавший в Питере в типографии «Черного передела». На допросах он и выдал типографию. Ее арестовали 28 января 1880 года, и в течение следующих трех дней добирали оставшихся работников во главе с Аптекманом и Короткевичем — участниками Воронежского съезда.
В феврале была арестована и типография нелегальной газеты «Рабочая Заря» с 16 участниками, успевшими выпустить только один номер.
В итоге все подполье осталось без печати — до конца мая 1880, когда Михайлов снова наладил типографию.
Морозов, у которого обострились отношения с Тихомировым и который оказался не у дел со своей литературной деятельностью, был отправлен вместе с беременной Ольгой Любатович за границу — в качестве зарубежного представителя «Исполкома».
В эти же дни произошел разгром харьковского подполья. Лидером последнего был член «Исполкома» П.А. Теллалов, а на собраниях молодежных кружков появлялись Желябов, Гольденберг (который не начал еще, напоминаем, давать откровенных показаний), Дейч и другие гастролеры.
Тут тоже произошло очередное чудо — типичное из серии чудес, призванных сохранять в тайне классических предателей, имена которых настолько тщательно скрыты, что большинство из них остается секретом по сей день.
В Харькове, напоминаем, был создан склад взрывчатых материалов и устройств. Разместили его на чердаке недостроенного дома, принадлежавшего доценту университета Осипу Сыцянко, сын которого, девятнадцатилетний реалист выпускного класса Александр Сыцянко, был одним из лидеров местных радикалов.
Рассказывается, что 27 ноября 1879 года соседский мальчишка — ученик сапожника — чем-то проштрафился и, скрываясь от гнева своего хозяина, спрятался на этом чердаке. Там он обнаружил спираль Румкорфа, запалы к разрывным снарядам, бурав для земеляных работ и тому подобные предметы. С торжеством он представил найденное своему хозяину, а тот отнес в жандармское управление. Предлагается уверовать в то, что у этого Павлика Морозова хватило технических знаний, чтобы распознать, что же он обнаружил!
К делу было привлечено около 50 человек, под суд (уже почти через год — в сентябре-октябре 1880) отдано 14. Теллалов благополучно бежал. Дефицит сведений не позволяет раскрутить сюжет этой явной провокации.
Так или иначе, Лорис-Меликов, отличившись относительной мягкостью (сослал только 37 человек из 575, сосланных всеми генерал-губернаторами в период чрезвычайного положения с апреля 1879 по июль 1880 и не вынес ни одного смертного приговора[878]), по видимости полностью искоренил крамолу на подведомственной ему территории.
Действительно, он наносил удары не по площадям, а по целям — и заработал на этом соответствующую характеристику перед общественным мнением и перед высоким начальством.
Но важнее всех этих локальных происшествий и катастроф оказался взрыв в Зимнем дворце.
Широко известна история о том, как Степан Халтурин поступил на работу столяром в Зимний дворец (под чужим именем), таскал динамит в свою каморку в подвале, прятал в своей кровати, а потом в решительный момент хладнокровно поджег фитиль бомбы и вышел из дворца к встречавшему его Желябову. Всю эту историю принято трактовать и в качестве вопиющей глупости полиции. Еще бы!
Куратором взрыва был сначала Квятковский. При обыске у него нашли план Зимнего дворца, где крестиком была отмечена царская столовая. Квятковский позднее отрицал, что имел отношение к взрыву, но все равно был за это повешен в ноябре 1880. Полиция же утверждала, что разобралась с этим только после взрыва. Но она не бездействовала и до того: помещение в подвале, где как раз и жил Халтурин — прямо под отмеченной столовой, было тщательно обыскано — и (о, эта глупая полиция!) даже не обнаружен динамит!
Между тем, обыск явно произвел тревогу, и Желябов (заменивший Квятковского и в качестве члена Распорядительной комиссии, и как куратора взрыва во дворце) настаивал на ускорении покушения. Заметим, что как и под Александровском 18 ноября, Желябов снова оказался ангелом-хранителем царского семейства!
В результате взрыв, произведенный 5 февраля 1880 года, как считается, не достиг поставленной цели: никто из царского семейства не пострадал.
В этот же день состоялся еще один акт, о котором постарались раструбить революционеры: был убит предатель Жарков (конкретно — А.К. Пресняковым) — Александр Михайлов сохранял принцип двойного удара, введенный еще Осинским.
Вокруг взрыва во дворце наворочена масса легенд. Самая популярная гласит, что царское семейство спаслось случайно, поскольку немного задержался поезд, на котором прибыл высокий родственник — Гессенский принц; его встреча и отодвинула назначенное начало обеда.
На самом же деле, царскому семейству ничто не угрожало: лишь как при легком землетрясении звякнула посуда, качнулись люстры и кое-где пострадал паркет; сидели бы все они за столом — и ничего бы с ними не случилось! Но в самый момент взрыва, когда семейство входило в столовую, был ужасный грохот, вылетели стекла во многих помещениях и в соседних зданиях, погасло газовое освещение в коридорах, всюду проник дым с запахом взрывчатки, и вообще произведен был жуткий эффект! Хуже всего оказалось то, что между подвалом и столовой располагалось караульное помещение, где погибло 11 и было ранено еще 56 солдат охраны.
Но все классические источники умалчивают о том, что, помимо помещения охраны, место взрыва и столовая разделялись еще несколькими этажами с толстыми перекрытиями: динамита (которого Халтурин натаскал около трех пудов) требовалось по меньшей мере в несколько раз больше, если бы действительно ставилась задача реального покушения на царское семейство, а заодно — и убийства уже всех солдат на промежуточном этаже!