Итак, прежде всего большевики могли располагать офицерскими кадрами в лице членов своей партии и им сочувствующих, которых к концу 1917 г. насчитывалось несколько сот человек. Некоторые офицеры (призванные из запаса) состояли в партии еще до войны, но большинство вступило в течение 1917 г. К ним следует добавить представителей других близко стоявших к большевикам партий - эсеров-интернационалистов, левых эсеров и других. Об их деятельности по развалу армии уже говорилось во второй главе. Они, как правило, возглавляли солдатские комитеты, выносившие большевицкие резолюции и были проводниками партийной политики в армии. Они же возглавляли в ходе октябрьского переворота и сразу после него большевистские формирования. Это были почти исключительно младшие офицеры в чинах от прапорщика до штабс-капитана, но встречались и отдельные штаб-офицеры: подполковник В.В.Каменщиков (бывший командир 12-го Туркестанского стрелковый полк., назначенный командовать Западным фронтом), полковники М.С.Свечников, А.К.Энкель (77-го пехотного полка), Федоров (избранный командиром 17-го армейского корпуса) и т.п. Офицерами (в основном прапорщиками) были такие весьма известные большевистские деятели, как Н.В.Крыленко, А.Ф.Мясников, М.К.Тер-Арутюнянц, С.М.Нахимсон, Ф.Р.Сиверс, Р.П.Эйдеман, Г.Х.Эйхе, Р.И.Берзин, М.В.Кривошлыков, С.Г.Лазо и т.д. Интересно, что для большинства офицеров, хотя и имевших возможности наблюдать на фронте в 1917 г. тип офицера-смутьяна, возможность для офицера быть членом большевистской партии с трудом укладывалась в голове, но с этим явлением белым пришлось сразу же столкнуться. Один из них вспоминал: "Три человека, которых мы оставили для допроса, были офицерами коммунистов. Они же в прошлом были офицерами нашей, т.е. Императорской армии в чине прапорщиков. На вопрос: "Как вы могли служить у коммунистов?" - они ответили: Мы сами коммунисты!"{1080}.
Но в целом офицеров этой категории вместе с примкнувшими авантюристами было едва ли более 2-3 тысяч. Этого количества вполне хватало для руководства отрядами Красной Гвардии, но было совершенно недостаточно для создания серьезной вооруженной силы, необходимость которой обнаружилась уже в январе-феврале 1918 г., когда возникла угроза не договориться с немцами. Необходимость противодействия немецкому наступлению обусловила возможность сотрудничества с большевиками некоторого, и довольно значительного, числа офицеров, надеявшихся на возобновление войны с Германией. Будучи преданными этой идее всей душой (за что и травимые недавно большевиками), они, не представляя себе вполне идеологию и цели большевиков (программных документов партии никто из них не читал, и прошло несколько месяцев, прежде чем ее идеология сделалась хорошо известной, но к тому времени большевики, уже полностью владели положением), наивно полагали, что большевики - лишь одна из экстремистских партий, целью которой является захват власти, после чего они будут отстаивать интересы России как свои собственные. Об идее мировой революции если и слышали, то не воспринимали ее всерьез. Поэтому, хотя в первые полгода никакого систематического привлечения офицеров большевиками не велось, многие из них сами предлагали свои услуги. Для настроения этой части характерна такая. например, телеграмма кап. Ф.Л.Григорьева: "В случае потребности в офицерах Генерального штаба для будущей постоянной армии, предназначенной для борьбы с внешним врагом, прошу о зачислении меня на какую-либо должность Генерального штаба"{1081}. Такие офицеры обычно подчеркивали, что они имеют в виду именно борьбу против внешнего врага, а не борьбу с врагами большевиков внутри страны.
Эти соображения были вполне понятны и многим из тех, кто их не разделял и с самого начала вступил в белые формирования. Как отмечал, в частности, ген. П.П.Петров: "Нужно иметь при этом все время в виду, что хозяйничанье большевиков считалось временным, что германский фронт, несмотря на Брестский мир, существовал или считался в мыслях офицеров подлежащим восстановлению. И вот офицерство разделилось. Одни в ненависти своей к большевикам считали всякую работу с ними предательством по отношению к прежней Русской Армии и формируемой Добровольческой Армии, другие считали возможным принять участие в работе с условием, что новые части создаются только для выполнения задач на фронте; третьи считали возможным работу без всяких условий, полагая, что нужно создать хорошие части, прекратить хаос, забрать в руки военный аппарат с тем, чтобы использовать его по обстановке, четвертые просто искали работы. Только небольшая часть шла в Красную Армию охотно и то большею частью в различные комиссариаты. Никто еще не отдавал себе отчета, что Советская власть потребует службы от всех военных без всяких рассуждений и условий, а это случилось скоро"{1082}.
Методы привлечения
Ввиду угрозы германского наступления ряд генералов предложили начать формирование надежных отрядов из остатков старой армии, однако это предложение было отвергнуто большевиками из опасения, что такие части могут быть повернуты против них. В дальнейшем форма организации была найдена в виде так называемой "завесы". Главную роль в ее организации и в привлечении офицеров на службу большевикам на этом этапе играла группа генералов во главе с М.Д.Бонч-Бруевичем (руководствовавшихся частью изложенными выше, а частью карьеристскими соображениями), прибывшая в составе 12 человек 20 февраля 1918 г. из Ставки в Петроград и составившая основу штаба Высшего Военного Совета. Как писал сам Бонч-Бруевич, "завеса" "являлась в то время едва ли не единственной организацией, приемлемой для многих генералов и офицеров царской армии, избегавших участия в гражданской войне, но охотно идущих в "завесу", работа в которой была как бы продолжением старой военной службы". В значительной мере привлечение велось путем уговоров и убеждений друзей и сослуживцев, и вагон, где располагался штаб ВВС был справедливо окрещен "генеральской ловушкой". Поскольку "подавляющее большинство генералов и офицеров считало службу в Красной Армии не только неприемлемой, но чуть ли не позорной", разговор, как свидетельствует, Бонч-Бруевич, был всегда один и тот же: "Да вы поймите, Михаил Дмитриевич, что не могу я пойти на службу к большевикам, ведь я их власти не признаю. - Но немецкое-то наступление надо остановить, - приводил я самый убедительный свой довод. Конечно, надо. - Вот и отлично, - подхватывал я, - значит, согласны... Ничего я не согласен, - спохватывался посетитель, - да если я к большевикам на службу пойду, мне и руки подавать не будут... В конце-концов упрямец соглашался со мной и со всякими оговорками принимал ту или иную должность в частях "завесы"{1083}. Подобным путем и оказались в Красной Армии несколько тысяч офицеров (большинство из тех "добровольно вступивших в Красную Армию", о которых так любили вспоминать советские историки), считавших, что они идут служить делу продолжения войны с немцами. В дальнейшем же, с введением поголовной мобилизации офицеров и террора, им уже некуда было деваться и, когда отряды "завесы" были развернуты в дивизии и использованы в гражданской войне, их желания уже ничего не значили.
Штаб, образованный при руководителе ВВС Бонч-Бруевиче, насчитывал до 60 бывших генералов и офицеров. Районы "завесы" делились на отряды, служба в которых для бывших офицеров протекала в чрезвычайно тяжелых условиях, т.к. составлявшая их распустившаяся "вольница" была скорее склонна поднять своих командиров на штыки, чем выполнять их приказания. Бывшие офицеры, назначавшиеся на командные посты в отрядах "завесы", на местах часто арестовывались, а то и расстреливались. При попытках поднять дисциплину в своих отрядах некоторые бывшие офицеры (Беретти, Врублевский, Румянцев, Степанов, Пшерадский и другие) были убиты. 27 марта 1918 г. в печати ("Рабоче-Крестьянская Красная Армия и Флот") было опубликовано извещение о привлечении на службу бывших офицеров, для чего они должны были подать заявления в любой военкомат с указанием, на какой должности они желали бы служить. Списки подавших заявления публиковались в печати на предмет "отвода" со стороны желающих. Решение принималось созданными 5 апреля аттестационными комиссиями.
В несколько иных условиях проходил этот процесс в Сибири, где большевики не были особенно сильны, и где отсутствовал "немецкий" фактор. Хотя и здесь практически всеми красными отрядами командовали бывшие офицеры, сколько-нибудь заметного желания офицеров служить у красных не наблюдалось. Как констатировал советский исследователь, "одна за другой становились известны измены штаб-офицеров и участие в заговорах младших офицеров" (единственным из генералов, вставшим на сторону Советов и не перешедшим к белым летом 1918 г. был ген. Таубе). В печати даже появлялись открытые письма офицеров с демонстративным отказом служить в Красной Армии (в частности, письмо подполковника Б.А.Павловского большевику Маслову в издававшемся в Троицкосавске "Еженедельном листке объявлений с телеграммами" 21 февраля 1918 г.){1084}. Всего считается, что за "добровольческий" период формирования Красной Армии (с января по май) в нее поступило 8 тыс. бывших офицеров (к середине июня - около 9 тыс.){1085}. (О происхождении этой цифры будет сказано ниже.) Эта группа обычно характеризуется как "сразу же добровольно перешедшая на сторону Советской власти". Однако почти все они поступили в связи с необходимостью дать отпор немецкому наступлению во второй половине февраля 1918 г.{1086} и не могут считаться более симпатизирующими советской власти, чем призванные позже по мобилизации. Высказывалось, впрочем, утверждение, что в период добровольного комплектования Красной Армии в нее вступили только 765 офицеров{1087}.