Ряд офицеров - членов большевистской партии или давно уже с ней связанных, активно участвовал в событиях на стороне большевиков (решающую роль сыграла в них подвезенная из Финляндии большевизированная 106 пехотная дивизия во главе которой стоял член партии полковник Свечников; большевистские отряды возглавлялись также рядом офицеров типа поручиков Петрухина и Петухова, мичмана Юрьева и других; военными действиями против войск ген. Краснова под Пулковым руководил подполковник Муравьев при начальнике штаба полковнике Вальдене.)
В Москве, где Совет офицерских депутатов еще утром 27 октября организовал собрание офицеров-сторонников правительства и разработал план борьбы, сопротивление приняло, как известно, более организованный характер и происходило успешнее. Оплотом его были Александровское (куда собрались созванные по инициативе полковника Дорофеева несколько десятков офицеров-добровольцев; из тысячи с небольшим защитников училища было 300 офицеров{64}) и Алексеевское военные училища, три московских и Суворовский кадетские корпуса и московские школы прапорщиков. Среди наиболее активных руководителей были полковники Л.Н.Трескин, В.Ф.Рар, Дорофеев и Матвеев. Большевикам потребовалось несколько дней, чтобы сломить сопротивление кучки офицеров и юнкеров. Только в общей могиле на Братском кладбище было погребено 37 участников боев{65}, погибло, в частности, 9 кадет 1-го Московского корпуса{66}. Но и в Москве в борьбе приняли участие лишь несколько сот (не более 700{67}) из находившихся тогда в городе десятков тысяч офицеров. (Пострадала, впрочем, и часть тех, кто не принял участие в боях; так, утром 28 октября при разгроме офицерского общежития 193-го запасного полка многие его офицеры были заколоты штыками.) По условиям капитуляции, подписанной нерешительным и склонным к соглашательству полковником Рябцевым, офицерском оставлялось оружие и обеспечивалась личная безопасность. Но выполнены они, разумеется, не были: сдавшиеся были переписаны (причем некоторые сразу отправлены в тюрьму, а аресты остальных начались на следующий день) и многие расстреляны{68}.
В Киеве восстание большевиков 26 октября встретило сопротивление ударников и юнкеров Константиновского училища и 1-й Софийской школы прапорщиков. Особенно большие потери (40 юнкеров и 2 офицера убиты, 60 и 2 ранены) понесло 1-е Киевское Константиновское военное училище{69}. Офицер-ударник вспоминал: "...Мы на Крещатике, идем в сторону Думы. По сторонам на столбах болтаются трупы повешенных юнкеров Константиновского и 1-й школы прапорщиков. Кругом выстрелы. Пулеметная очередь скосила у нас несколько человек"{70}. Но и здесь офицерство не было организовано и его сопротивление носило случайный характер. Один из офицеров приводит в своих воспоминаниях такой эпизод: "Войдя в Купеческий сад, я увидел цепь офицеров, лежавших на земле и стрелявших в неизвестного мне противника. Из чувства солидарности я присоединился к ним, не спрашивая, в чем дело. Взял винтовку у раненого офицера. Обстановка стала быстро ухудшаться. Раздался голос командира отряда: "Господа офицеры, спасайся, кто может!"...Я бросил винтовку и поспешил выйти из сада"{71}. Чугуевское военное училище было разгромлено после ожесточенного боя в городе, понеся большие потери. После его капитуляции (на условиях сохранения свободы личному составу) оставшиеся в городе офицеры были арестованы и отправлены в тюрьмы Харькова и Москвы{72}.
Были попытки сопротивления и в Сибири. 1-3 ноября под руководством военного прокурора Омского военного округа и войскового атамана Сибирского казачьего войска генерал-майоров Г.К.Менде и П.С.Копейкина, их помощников полковников В.В.Казначеева и Е.П.Березовского, произошло выступление юнкеров в Омске, в котором приняли активное участие штабс-капитан инженерных войск Н.И.Лепко, подполковники Бойе и Котляревский, капитан Болтунов и поручик Немчинов. 9-17 декабря под руководством бывшего начальника штаба Иркутского военного округа полковника М.П.Никитина и его помощника генерал-майора В.И.Марковского вспыхнуло восстание в Иркутске. В заговоре участвовало практически все командование округа во главе с генералами Самариным, Тарнопольским, полковниками Ланге, Скипетровым, подполковником Ивановым, капитаном Тарновским, прапорщиком Мелентьевым, главой казаков Оглоблиным. Об ожесточенности боев свидетельствует тот факт, что за 8-17 декабря было убито 277 и ранено 568 чел с обеих сторон, не считая тех, чьи трупы унесла Ангара{73}. Против около 800 юнкеров и 100-150 добровольцев оказалось до 20 тыс. солдат запасных полков и рабочих. Юнкерами руководили полковник Лесниченко и случайные офицеры поручик Худяков и Гайдук, но большинство кадра училищ и школ прапорщиков устранилось, тогда как юнкерская масса готова была идти в бой в почти совершенно безнадежной обстановке и не имея никакой руководящей и ясной цели. В Томске 3.12.1917 г. состоялось выступление сотника Ситникова{74}, в Красноярске 17 января 1918 г. пытался поднять казаков есаул А.А.Сотников{75}. В Ташкенте, где события начали принимать угрожающий характер еще в сентябре, из офицеров гарнизона и надежных солдат был сформирован отряд в несколько сот человек, располагавшийся в местной крепости. Однако в конце октября, при начале боев командующим ген. Коровиченко не было проявлено должной решимости и после капитуляции 1 ноября "в городе началась ловля офицеров и добровольцев", многие (в т.ч. георгиевский кавалер ген.Мухин) были убиты на своих квартирах. Позже часть находившихся в тюрьме офицеров (в т.ч. и ген.Коровиченко) были убиты, а 8 чел. 14 декабря были отвезены в крепость и зарублены шашками{76}.
По всей стране прокатилась волна погромов. Сознанием офицерства "уже мощно овладела сумбурная растерянность, охватившая русского обывателя....Чем другим можно объяснить, что во многих городах тысячи наших офицеров покорно вручали свою судьбу кучкам матросов и небольшим бандам бывших солдат и зачастую безропотно переносили издевательства. лишения, терпеливо ожидая решения своей участи. И только кое-где одиночки офицеры-герои, застигнутые врасплох неорганизованно и главное - не поддержанные массой, эти мученики храбрецы гибли, и красота их подвига тонула в общей обывательской трусости, не вызывая должного подражания"{77}. В некоторых городах - Смоленске, Калуге, Воронеже, Саратове, Калуге, Ташкенте, где офицеры и другие антибольшевистские элементы сумели хоть как-то организоваться, было оказано сопротивление. Но его очаги были подавлены, слова "офицер", "юнкер", "студент" стали бранными, и геройский порыв людей, носивших эти звания, бледнел перед пассивным отношением населения, на защиту которого они выступили и жертвовали жизнью. В Калуге для охраны города в начале ноября была сформирована рота из офицеров разных полков, которой при поддержке некоторых неразложившихся кавалерийских частей удалось было пресечь грабежи и насилия, но из страха местных властей перед большевиками она была распущена{78}.
На фронте переворот породил, конечно, новую волну насилий над офицерами. Прибывавшие разложившиеся пополнения вносили еще большую смуту в и без того напряженную обстановку. В сводке по Западному фронту сообщалось, что отказ частей от выхода на занятия стал общим и ежедневным. Отношение к офицерском резко враждебное, и настроение их угнетенное. В некоторых полках офицерском пришлось спасаться бегством, имели место аресты их во многих частях. Командиры полков и дивизий были вынуждены работать в присутствии приставленных к ним солдат. "29 октября в Режице большевиками захвачен эшелон с броневиками, командир и офицеры, пытавшиеся оказать сопротивление, посажены в тюрьму...при слиянии рот 68-го Сибирского полка с 31-м командир батальона штабс-капитан Ждановских избит за призыв к исполнению приказа...в 297-м полку положение офицеров сделалось невыносимым, т.к. находясь фактически в плену у солдатской массы, офицеры вынуждены терпеть унижения и оскорбления: они лишены вестовых, средств передвижения, возможности сносится друг с другом... толпа солдат 22-го Финляндского полка разгромила штаб, угрожая командиру самосудом...положение всех вообще офицеров невероятно тяжело..." Типичное впечатление офицера : "Невозможно описать человеческими словами, что творилось кругом в нашей 76-й пехотной дивизии, в соседней с нашей и вообще, по слухам, во всей Действующей Армии!...Еще совсем недавно Христолюбивое Воинство наше, почти одними неудержимыми атаками в штыки добывало невероятные победы над неприятелем, а теперь...разнузданные, растрепанные, вечно полупьяные, вооруженные до зубов банды, нарочно натравливаемые какими-то многочисленными "товарищами" с характерными носами на убийства всех офицеров, на насилия и расправы"..."{79}