— Мисс Амели Мидлтон?
— Да, это самая прекрасная девушка в Сассексе, — сэр Персиваль покраснел. — И моя соседка.
Он вытащил из-за пазухи медальон и раскрыл перед нами. С миниатюры глядела пухлая блондинка с губами бантиком и выпуклыми синими глазами, милая и, судя по виду, очень добрая.
— И вы продолжаете носить этот медальон, имея жену? — спросила Шерли бестактно.
— Увы, — кончики губ сэра Персиваля печально опустились, — я ничего не могу с собой поделать. Мы с Амели дружим с детства. Мы… только не смейтесь с меня, мисс, — вместе разводили уток и кур. Представляете пекинку? Такая изящная, яркая, как она плывет, отражаясь в зеленоватой воде пруда…
— Да вы поэт, сэр Персиваль.
— Я простой деревенский сквайр, мисс…ис. Да, есть немного. Понимаете, Амели будила в моей душе самые высокие чувства, и как я мог излить их еще, если не в молитвах за мою дорогую подружку или в стихах…
— Вы что-то об утках говорили…
— Верно. И о курах, — он кивнул. — И еще о лебедях, индюшках, фазанах… Вообще-то наши поместья славились урожаями проса и репы, но мы всегда мечтали соединить наши сердца и состояния и завести поистине королевские птичники. Если бы не досадная неудачливость опекуна! — юноша промокнул глаза платком. Я обратила внимание на монограмму: «АХА».
— Этот платок вышивала Амели?
— А… нет… по несчастной случайности, имя моей супруги тоже начинается с А — леди Алиса Персиваль Хэд Адор. Впрочем, она не утруждает себя вышиванием.
— А чем же она себя утруждает? — сощурилась Шерли. — Впрочем, рассказывайте по порядку. Вы что-то говорили о птичниках?
Сэр Персиваль покраснел, глаза его увлажнились.
— Нам было по двенадцать лет, когда мы ночью выбрались из дому слушать соловьев. На границе наших владений растет огромный черемуховый куст. Он склоняется к речной воде, и соловьи… как сладко они поют там каждую весну и лето! Амели счастливо сбежала, а опекун поймал меня и… наказал. И когда она узнала об этом, она сказала, что мы всегда будем вместе…
— Разводить птичек.
— Да, — кивнул он, не заподозрив иронии. — Но не мог же я обречь ее на бедность. И ее родители ни по чем бы не согласились. А опекун…
Он углядел шерри и выпил залпом. Прикрыл рот узкой ладонью. В нем вообще ощущались признаки вырождения, как в представителе любых дворянских родов с близкородственными браками. Впрочем, я не стала оглашать свои наблюдения вслух.
— И кем же была сосватанная вам леди?
Я строго глянула на Шерли, предлагая ей не торопить джентльмена, потому что в его рассказе могут скрываться существенные детали. Шерли все поняла, надулась, но замолчала.
— Его партнером по клубу Багатель был один дипломат, сэр Генри Осборн. Он совсем недавно возвратился в Англию, а до того двадцать лет возглавлял посольство в Токио. Он вернулся в Лондон и подал в отставку, когда пришло время выводить в свет его дочь Алису. Она родилась вне брака, ее мать умерла родами, отец признал девочку и завещал ей все свое состояние, а оно оценивается почти в полмиллиона фунтов стерлингов в недвижимости и ценных бумагах…
Я едва успела помахать пальцем, предупреждая, чтобы мисс Холмс не присвистнула. Негоже юным леди вести себя, как мальчишкам-разносчикам.
— Меня представили сэру Генри, к перспективе моего брака с его дочерью он отнесся положительно, девушка тоже ничего против не имела, и мы обвенчались в приходе Святого Петра 6 января этого года.
Меня в Алисе устраивало все: она умна, богата, образованна. Ее отец без споров оплатил мои долги. Я расстался с опекуном и, казалось, должен быть счастлив в браке. Одна вещь омрачает его. Нет, две. Невозможность соединиться с моей Амели и то, что Алиса боится птиц.
Шерли подалась к нему, поставив локти на стол, но я не стала ей пенять. История несчастного Персиваля меня тоже все больше интриговала.
— Когда мы переехали в Адор, Амели постаралась стать сердечным другом моей супруге и привить ей любовь к сельской жизни. Я поощрял их дружбу и наслаждался браком, потому что в постели…
Юноша страшно покраснел и виновато взглянул на мисс Холмс.
— Вы не сказали ничего такого, сэр Персиваль, чего я бы не знала…
— Но юная девушка…
— Я принимала роды у кошки!
Персиваль замер, шокированный. Я налила ему еще вина. Он глотнул, откашлялся и выдавил:
— Она в постели была львицей! Боюсь, Амели никогда не смогла бы доставить мне подобного наслаждения. Может, мать Алисы была гейшей… э… прошу прощения…
— Мисс Ватсон, будьте добры, — произнесла Шерли церемонно, — подайте мне том Британской энциклопедии на Г.