Старый как мир послевоенный вопрос: «Имеет ли значение, как погиб солдат на войне?»
Привожу текст извещения о гибели капитана А. Жукова, начальника штаба 783-го орб. Фотокопию документа предоставила вдова офицера Н. Жукова. Пожелтевшая половинка стандартного листа, графы с подстрочниками, и все та же фиолетовая копировальная бумага. Угловой штамп и время исполнения документа отсутствуют (орфография документа сохранена).
«ИЗВЕЩЕНИЕ № (неразборчиво)»
Прошу известить гр. ЖУКОВУ Наталью Алексеевну, проживающую (проживающего) в г. Душанбе, ул. Маяковского 37, кв. 13, в том, что ее (его) муж, начальник штаба в/ч пп 53336 ЖУКОВ Александр Васильевич, 1952 г.р., выполняя боевое задание, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб 3 августа 1980 г.
Печать войсковой части пп 53336
ВРИО командира войсковой части полевая почта 53336
(воинское звание неразборчиво)
(подпись) СЛОБОДЯНЮК
ВРИО начальника штаба войсковой части пп 53336
капитан (подпись) НАЗАРЕНКО.
Для справки. Извещение о гибели капитана Жукова подписал его невольный преемник капитан Л. Назаренко. Правда, непонятно, какого числа. И уж совсем нехорошо, что этот документ, предназначенный для военного комиссара Душанбе, был вручен непосредственно жене погибшего капитана без каких-либо объяснений. О военной судьбе капитана Жукова будет рассказано подробнее, а пока представим себе состояние молодой женщины с двумя малыми детьми на руках, которая получает вторую похоронку, где о гибели ее мужа сообщается за его же подписью! (Из-за чьей-то оплошности семье была отправлена «похоронка» на старом бланке, заранее подписанном А. Жуковым. – Прим. авт.) Представьте себе вдову у гроба, который не разрешают вскрыть, а окошечко в нем замазано изнутри белой краской. Да и гроб намного короче, чем капитан был при жизни. Отчаянье, рвущая сердце надежда, боль и страх. Представьте себе сотню таких гробов в начале августа 1980 года и еще 13 200 до самого вывода войск в далеком 1989-м.
А такой вот нюанс. Когда Наталья Жукова пришла оформлять страховку на погибшего мужа, канцелярская крыса отчетливо сказала: «Вот ради чего они отпускали мужей в Афган».
«Вас ввели в заблуждение относительно моего участия в данной операции. Я служил в четвертой роте. А участвовали в операции 1-я, 2-я и 3-я роты. Из нашей роты на операции был только рядовой Рахимов в качестве переводчика, он погиб. Я в этот день был дежурным по батальону и только принимал погибших. Помню, доставили начальника штаба (он погиб первым), а потом в течение дня остальных».
Для справки. Возможно, следует читать не «в течение дня», а суток? К погибшим разведчикам первой роты удалось подойти только утром 4 августа.
Автор этой книги в то время работал в дивизионной газете. Когда выдавалась свободная минута, я делал короткие записи в потрепанном блокноте. При подготовке рукописи к изданию долго перелистывал свои старые заметки. И с радостью находил какие-то штрихи, которые, пусть косвенно, касались тех событий. Поэтому прошу прощения у читателей, что рискнул процитировать сам себя.
1. Несекретные наградные
«Политотдел недоволен. Мало героических примеров в газете. – Редактор выложил стопку пожелтевших листов. – Это копии наградных, сделай заметки по каждому. Ребята без скидок герои, погибли».
«Коля, нам раненых не показать! В округе тельняшку на фото замазывают, нет десантуры в Афгане! Нет войны. А здесь – «пал смертью храбрых»!»
«Ну, выдай за Отечественную, как в окружной газете, или за Гражданскую, с басмачами, это еще интересней».
«А за Куликовскую?» – огрызнулся я, но редактор уже был далеко. Он поступал в Военно-политическую академию и намеренно избегал «незрелых» мыслей. (Правильно избегал. Это будущее показало: мой редактор стал генералом, а потом и крупным чиновником при президенте. И остался порядочным человеком!)
Последняя надежда, что наградные листы не имеют грифа «секретно по заполнении», отпала сама собой. Это были представления к знаку ЦК ВЛКСМ «Воинская доблесть», а следовательно, как и все в комсомоле – доступными для общего пользования.
Бледно-фиолетовых копий было не менее двадцати. Описания подвигов сводились к тому, что военнослужащий (имярек, год рождения, национальность, воинская специальность и пр.), проявив мужество (стойкость, отвагу, героизм), выполняя интернациональный долг, погиб 3 августа в бою с мятежниками у д. Шаеста. В двух листочках упоминался уездный город Кишим.
На карте-пятикилометровке Кишим значился. Я даже успел в нем побывать по пути в Файзабад, а вот Шаеста куда-то исчезла. Ладно, дело обычное. Уже был опыт. Как-то вышли по карте в одну «точку», да еще сборной колонной, и если бы задницей не почувствовал, что не туда «летим», то и рассказа этого не было бы.
Советская армия чем была сильна? Ворчи, ругай начальство, но приказ выполни. Нет, не за совесть или страх, просто в ином случае рано или поздно будешь спрашивать сам себя: кто ты и для чего ты есть? За сущность, значит. Я поплелся через взлетную полосу к старшему лейтенанту Хмелевскому, освобожденному секретарю комсомольской организации 783-го отдельного разведывательного батальона, выяснять подробности героической гибели его сослуживцев.
Для справки: 783-й отдельный разведывательный батальон сформирован 1 декабря 1972 года. 22 апреля 1975 года Указом Президиума ВС СССР батальону вручено Боевое Знамя части.
С 14 февраля 1980 года батальон находился в Афганистане и последним покинул его территорию 15 февраля 1989 года, замыкая вывод советских войск из ДРА на участке госграницы Хайратон – ОКПП «Термез».
С 1990 по 2000 год 783-й отдельный разведывательный батальон принимал активное участие в защите конституционных прав граждан в условиях чрезвычайного положения в Республике Таджикистан, осуществлял охрану важных государственных объектов, провел ряд антитеррористических операций, обеспечивал безопасность передвижения колонн с беженцами и гуманитарной помощью.
Упомянутая мной газета – многотиражка 201-й мотострелковой дивизии. В 1943–1945 гг. (Ленинградский фронт) называлась «Красноармейское слово», в 1980–1989 гг. (Афганистан) – «За честь Родины», с 1993-го по настоящее время – «Солдат России» (печатный орган 201-й российской военной базы в Таджикистане, Душанбе).
2. Лучше не спрашивай
«Старший лейтенант Хмелевский – сущий Дон-Кихот в молодости. Долговязый, угловатый, пшеничные усы торчком. Образ усиливала фуражка с высокой тульей, необмятая полушерстяная полевая форма того времени и портупея с большой черной кобурой. В тот день Хмелевский дежурил по части. Радость его при встрече была искренней, поскольку комсомольцам всегда не хватало рисовальной и писчей бумаги, фотопленки и реактивов, а в газете всем этим можно было разжиться за сухой паек, мыло и прочее. Да и вообще, политработники в Афганистане быстро находили друг с другом общий язык. Не потому, разумеется, что «ворон ворону…», а скорее из тоски душевной. Ну кто же способен откровенно поговорить с замполитом, если не его собрат. Командир, а тем более солдат, еще подумает. Это контрразведчику надо выкладывать все про всех и про себя и быстрее, а политработнику по душе, по желанию, значит. Многие не желали.
– Меня тогда еще не было. Шаеста – в августе прошлого года, а я в декабре пришел, – подозрительно быстро открестился Хмелевский.
– Ну, хоть что-то знаешь. И не говори, что ни слухом ни духом… Тут двадцать «двухсотых» оказалось, что там произошло?
Хмелевский нервно оглянулся.
– Понимаешь, есть договор у «стариков» о Шаесте поменьше рассказывать. А «двухсотых» там было сорок восемь или сорок девять. Наши и еще со сто сорок девятого полка, вертолет, говорят, на склоне навернулся тоже. Ну и раненых полсотни. Было так, что мне, конечно, известно. Вошли рано утром в ущелье, а там засада. Так и выбили тех, кто шел впереди. Трупы только через день удалось вытащить, когда духи ушли. Не подпускали…