Очевидно, в описываемый период качество собираемой прибалтийскими партизанскими разведчиками информации, в том числе по коллаборационистам и националистам (с последними в тот момент партизаны даже изредка контактировали на предмет совместной борьбы против немцев[493]), значительно повысилось по сравнению с началом 1944 г. Помимо относящихся к весне – лету 1944 г. подробных справок и докладных записок о положении в Литве, Латвии и Эстонии[494], одно из важных свидетельств тому – телеграмма, полученная в начале июля Литовским штабом партизанского движения от начальника разведотдела 2-го Прибалтийского фронта полковника Михаила Маслова. Ее автор выражал благодарность за поставляемую его отделу информацию по оккупированной Литве и просил о продолжении сотрудничества в данной области [495].
Партизанские «базы данных» против «врагов народа», весна 1944 г. – весна 1945 г
Уже после изгнания оккупантов с большей части советских западных территорий, кроме Курляндии, и расформирования за ненадобностью всех партизанских штабов[496] собранная партизанской разведкой обширная информация по оккупационным властям, их местным коллаборантам и связанным с ними или независимым националистическим формированиям продолжала приносить большую пользу советским органам госбезопасности. Она активно использовалась при розыске военных преступников из числа нацистов и их местных приспешников, а также при проверке благонадежности самих партизан и прочих лиц, переживших войну в тылу врага. Собранные данные послужили делу скорейшего восстановления советской власти на освобожденных территориях. Благодаря ей были быстро локализованы и нейтрализованы многие оставшиеся в тылу Красной Армии агенты нацистских спецслужб, а также «враги народа» из числа активных националистов и просто противников коммунизма и советской власти.
К примеру, еще в первой половине апреля 1944 г., т. е. накануне освобождения Латвии от нацистов, только что вступивший в должность народный комиссар внутренних дел Латвийской ССР комиссар государственной безопасности Август Эглит запросил у Латвийского партизанского штаба и вскоре получил «списки полицаев, старост и других предателей с имеющимися на них компрометирующими материалами»[497]. А после того как в ноябре 1944 г. официально прекратил существование местный штаб партизанского движения, различные представители союзного и латвийского НКГБ продолжали обращаться к его бывшим руководителям и начальнику разведотдела с просьбами о выяснении через его архив деталей биографии лиц, заподозренных в сотрудничестве с нацистами[498].
В соседней Эстонии, как свидетельствуют документы местного партизанского штаба, уже с начала лета 1944 г. следственный отдел НКГБ ЭССР весьма активно использовал знания о положении в республике, накопленные «красными» партизанами, в расследовании дел лиц, подозревавшихся в коллаборационизме, членстве в националистических организациях и в шпионаже в пользу нацистской Германии[499]. А в Литве добытые партизанской разведкой на последних этапах оккупации документы польской АК, а также донесения агентуры о деятельности польских национальных партизан были переданы в мае 1945 г. НКГБ для дальнейшего оперативного использования, включая повышение эффективности борьбы с оставшимся на территории Литвы польским вооруженным подпольем [500]. Аналогичный «сервис» УШПД и его архив предоставляли НКГБ Украины. Сегодня известно о 2 583 именах украинских «националистов», переданных по этому каналу советским органам госбезопасности[501].
Заключение: незаслуженно забытый успех советской разведки
Тема разведдеятельности советских партизан, направленной на выяснение общей картины коллаборационизма и национализма на временно оккупированных советских территориях, остается по сей день белым пятном в историографии Второй мировой войны и советского партизанского движения. Данная статья ставила целью обратить внимание исторического сообщества на существование этой важной темы и положить начало ее детальному и объективному научному исследованию.
По мнению автора, использованные в статье документальные источники и литература позволяют создать общее представление о параметрах и степени эффективности разведывательной работы партизан по различного рода коллаборационистам и националистам. Вытекая из постулата советской военной и разведывательной теорий о важности политико-экономической разведки в контексте разведобеспечения военных действий государства и используя практически весь современный ей спектр средств и методов добывания информации (агентурная разведка, визуальное наблюдение, допрос военнопленных и перебежчиков, изучение открытых источников и т. д.), эта работа проводилась планомерно, в течение всего периода немецкой оккупации и во всех крупных сегментах оккупированных советских территорий (западные регионы России, Украина, Белоруссия, Прибалтика). Сперва (до июня 1942 г.) ответственность за нее была возложена на все инстанции, причастные к развертыванию партизанского движения в тылу врага (компартия, комсомол, НКВД, Разведупр и ГлавПУР), а затем – на разведфункции (отделы, отделения и т. д.) всех без исключения центральных (ЦШПД и УШПД) и подчиненных им территориальных и фронтовых партизанских штабов (хотя параллельно по политико-экономической тематике работало и зафронтовое 4-е Управление НКВД).
494
См., напр.: LYA. F. 1. Ap. 1. B. 20. L. 24–46; B. 24. L. 8-11; 29–31; ERAF, F. 4. N. 1. S. 49, S. 51, S. 59, S. 62.
496
Последним расформированным 1 января 1945 г. советским партизанским штабом был УШПД. См.:
499
См., напр.: ERAF. F. 4. N. 1. S. 59. L. 88; Там же. L. 90; Там же. L. 93; Там же. L. 124.