— Итак? — нетерпеливо спросил он.
— Разумеется, я отправлюсь туда, сэр, — ответил Моллет. — Сегодня днем.
Заместитель комиссара взглянул на настенные часы.
— Сейчас только десять тридцать две утра, — укоризненно сказал он. — Обычно вы берете старт резвее, Моллет.
— Какой мне смысл идти в Сити с пустыми руками, сэр? — возразил Моллет. — С вашего позволения, я потрачу несколько часов на то, чтобы собрать всю возможную информацию по этому делу.
— Это правильно. И не забудьте об обеде!
Моллет вздохнул.
— Об обеде сейчас едва ли удается вспоминать, сэр, — сказал он. — Я теряю вес каждый день.
Суперинтендант Браф из Полиции лондонского Сити приветствовал Моллета на улице Олд-Джуэри. Это был рассудительный человек, придерживавшийся широких взглядов, и, казалось, перспектива поработать со Скотленд-Ярдом доставляла ему удовольствие. Ходили даже слухи, что в ранней молодости он считал смехотворным содержать в столице две совершенно отдельные полиции, но со временем ему, видимо, удалось изжить память об этом подрывном соображении — во всяком случае, о том свидетельствовало его дальнейшее продвижение по службе.
— Сначала мы покажем вам, что есть у нас, а потом вы покажете нам, чем располагаете вы, — начал он оживленно, выкладывая перед инспектором стопку аккуратно сложенных протоколов опроса свидетелей.
При виде такой массы бумаги Моллет вздохнул.
— Вы много насобирали, — сказал он. — Но насколько я понимаю, у вас, кроме этого, есть кое-что еще? Мне сказали, что задержаны три человека.
— Да. Все трое со вчерашнего дня помещены на неделю в дом предварительного заключения. Они обвиняются в нарушении общественного порядка и сопротивлении полиции. Думаем, лучше всего подержать их взаперти. Кроме того, они действительно нарушили общественный порядок. У одного из моих констеблей знатный синяк под глазом. Все трое добровольно сделали признания. Может, хотите сначала взглянуть на эти документы? Один из них наверняка вас заинтересует особо.
Он вытащил три листка бумаги.
— Вот. Бимиш, девица Бартрам и Маршалл.
Моллет прочел показания одно за другим.
Показания Бимиша были цветисты по стилю, но кратки. Пояснив, что он потерял должность из-за плачевного недоразумения, которое хотел выяснить со своим последним работодателем, он перешел к описанию своих тщетных усилий поговорить с ним, предпринятых в предыдущие дни. Затем, по его словам, утратив надежду привлечь внимание судьи каким бы то ни было иным способом, он прибег к тому, что назвал «шагом отчаяния», то есть прорвался к его светлости, когда тот выходил из здания суда, чтобы уладить свой трудовой конфликт. Он очень сожалеет об учиненном им беспорядке и признает себя в нем виновным. Что же до смерти его светлости, которая шокировала его сверх всякой меры, то здесь он невинен, как еще не родившийся младенец.
— Понятно, — мрачно сказал Моллет, положив бумагу на стол. — Кстати, знаете ли вы, что Бимиш известен еще и как Корки?
— Нет, — признался суперинтендант. — Этого я не знал.
— Ночной клуб «Корки» — слышали? Так это его клуб. Что-то в связи с этим вертится у меня в голове, но что?.. — Он постучал по лбу костяшками пальцев. — Господи! Что с моей памятью? Наверное, это потому, что в последнее время я не ем как следует. Не обращайте внимания. Скоро вспомню. А пока давайте взглянем, что сказала мисс Бартрам.
Показания Шилы были весьма лаконичны. Как и Бимиш, она признавалась в оказанном полиции сопротивлении и нарушении общественного порядка, который та призвана охранять. Так же как и он, только простыми словами, она отрицала какую бы то ни было осведомленность, а тем более причастность к смерти судьи. Относительно же своей роли в потасовке на пороге Олд-Бейли она сказала: «Я была отчаянно расстроена тем, что папу отправили в тюрьму, и хотела поговорить с судьей, сказать ему, что он должен изменить свое решение. Мне говорили, что этого делать не следует, но я не послушалась. Когда же я подошла к судье близко и увидела его лицо, то поняла, что взывать к этому человеку бессмысленно, и, боюсь, потеряла самообладание. Услышав, что позади меня поднялся какой-то шум, я испугалась, что кто-нибудь остановит меня прежде, чем я успею что-либо сделать, и ударила его кулаком в лицо. Потом полицейский схватил меня, и началась общая свалка. Меня потащили, шляпа съехала мне на глаза, так что я не видела, что произошло дальше».
Моллет отложил документ без комментариев и протянул руку за третьим листком. Прочтя первую же фразу, он присвистнул.