— Здравствуйте, мистер Маршалл. Нет, я не собираюсь повторять эту лежащую на поверхности шутку. Ненавижу банальности и бьюсь об заклад, что она вам уже порядком надоела. Давайте сразу перейдем к чаю. Я промерзла до костей в этом гнусном поезде. Сделайте одолжение, разлейте чай! Вы, конечно же, знаете, что это обязанность маршалов. Мне, пожалуйста, с молоком и двумя кусочками сахара, несмотря на военное время'. А теперь расскажите мне, как вам нравится это комическое существование.
Дерек заявил, что оно ему очень нравится, а приканчивая вторую чашку чая, был безоговорочно уверен, что теперь, украшенное присутствием леди Барбер, оно будет нравиться ему еще больше. Он испытывал пьянящее чувство, что под ее руководством летаргический темп жизни в судейской резиденции получит ускорение и приобретет некоторую живость. Не то чтобы она была особо остроумной или особо — во всяком случае, на взгляд Дерека — красивой женщиной, просто она обладала безмерным запасом жизненной энергии, которая всех, с кем соприкасалась леди Барбер, заражала и заставляла прилагать максимум усилий, чтобы выдать удачную мысль или блеснуть в разговоре независимо от того, руководствовался человек при этом восхищением или неприязнью. После того как она удалилась из гостиной, Дерек осознал, что за минувшие полчаса проговорил больше, чем за всю предшествовавшую) неделю, более того, что говорил он, как никогда прежде, умно и остроумно. И только позднее он сообразил, что, поддавшись чарам леди Барбер, не устоял против ее испытанного умения «вытянуть из человека все» и полностью разоблачился, выложив все о своих делах, мыслях и мечтах. В сущности, ему учинили искусный и беспощадный допрос, при том что сам он об этом и не догадывался. Как многие другие наивные люди, он гордился своей сдержанностью и даже некоторой замкнутостью, поэтому открытие его уязвило. Памятуя о безоговорочной уверенности своей матушки в способности человека, умело ведущего перекрестный допрос, при желании «вытянуть из тебя все, что ему требуется», он не без сожаления признал, что ее светлость, безусловно, была очень хорошим дознавателем. Оказалось, что это мнение разделяли многие другие, не исключая и саму леди Барбер.
Муж леди Барбер (удивительно, как быстро самоё воплощение величия закона в ее обществе скукожилось до просто «мужа леди Барбер»), казалось, наслаждался ее присутствием в резиденции не меньше, чем маршал, хотя и по-своему. За чаем он грелся в лучах ее солнечного сияния, с удовольствием смеялся над ее остротами и забавлялся видом молодого человека, не осознававшего, что он подвергается «глубокому прощупыванию». В то же время более опытный наблюдатель, чем Дерек, непременно заметил бы, что за этим удовольствием скрывается некоторое опасение. Было бы грубым преувеличением сказать, что судья боялся свою жену. Скорее он не желал ни при каких обстоятельствах оказаться в оппозиции к ней, и если случалось нечто, что могло вызвать ее неудовольствие, он обычно делал все от него зависящее, чтобы она об этом не узнала. Опыт подсказывал ему, что рано или поздно она все равно узнавала обо всем более-менее важном, но он старался, по меньшей мере насколько возможно, оттянуть этот момент, чтобы смягчить наказание. Именно поэтому он ничего не рассказал ей пока о дорожной аварии в Маркхэмптоне и вопреки всякому здравому смыслу надеялся, что этой необходимости удастся вообще избежать.
Удар настиг его быстрее, чем он рассчитывал. Едва успел он закончить переодевание к ужину, как в комнату вошла жена с пачкой писем в руке.
— Это пришло на твое имя сегодня утром, — сказала она. — Тебе следовало бы всех поставить в известность, что всю адресованную тебе корреспонденцию надо направлять в суд. Большая обуза пересылать ее туда, когда тебя нет дома. Похоже, здесь нет ничего особо интересного.
Это было правдой. Два письма явно содержали какие-то циркуляры, в остальных конвертах, с адресами, отпечатанными на машинке, предположительно находились счета. Барбер рассеянно взглянул на них и повертел в руках. Ему нужно было принять одно из тех быстрых решений, от которых порой зависят важные последствия: сунуть письма в карман или сразу распечатать. Он посмотрел на часы. До ужина оставалось еще пять минут. Он решил вскрыть конверты. По иронии судьбы, которую Барбер, поклонник Харди, высоко оценил бы в других обстоятельствах, впоследствии оказалось, что часы отставали на эти самые пять минут.
Он прочел одно письмо, потом другое и выбросил их в корзину для бумаг. Ее светлость между тем, не теряя времени, глядя в зеркало, устраняла какие-то невидимые недостатки в своем макияже. Третье письмо судья вскрыл точно в тот момент, когда гонг внизу оповестил, что час ужина настал. По несчастливому совпадению в тот же момент ее светлость закончила свои труды и поймала в зеркале выражение лица мужа.