— Есть один, которому я определенно не доверяю, — не задумываясь, ответила Хильда. — Это Бимиш.
— Секретарь его светлости? — удивился Моллет. — Но его хлеб с маслом полностью зависит от того, чтобы хозяин оставался жив и продолжал исполнять свои обязанности.
— Может, и так, но я все равно ему не доверяю. Он совершенно ненадежный и опасный человек.
— На чем конкретно основывается это ваше мнение?
Однако Хильда не могла или не хотела конкретно высказываться по этому поводу. Она лишь в общих словах повторяла, что если потенциальный убийца находится среди штата сотрудников судьи, то это не может быть никто иной, кроме Бимиша.
— И совершенно непродуктивно предполагать, будто он не мог иметь отношения ко второму письму, — заключила она. — Уверена, что он знал все об аварии через минуту после того, как она произошла. Еще не родился на свет тот юрист, который может хоть что-то сохранить в тайне от своего секретаря.
Моллет не стал дискутировать по поводу этого постулата юридической эрудиции, а продолжил нажимать на конкретные факты.
— Можете ли вы припомнить в связи со всеми этими инцидентами какой-нибудь эпизод, в котором Бимиш вел себя подозрительно или странно? — спросил он.
— Я могу, — сказал Дерек. — В ту ночь, в Уимблингэме.
Он поведал о своем болезненном столкновении с Бимишем в коридоре и изложил причины, заставившие его думать, что секретарь на самом деле не спал у себя в постели, когда суета разбудила прислугу.
— У меня до сих пор болят ребра там, куда он меня лягнул, — сказал он в завершение.
— Вот видите! — победоносно воскликнула Хильда, обращаясь к инспектору. — Я всегда знала, что в этом человеке есть что-то сомнительное, а теперь это получило подтверждение!
— Это, конечно, странно, — с сомнением произнес Моллет. — Но вы сказали, мистер Маршалл, что не можете припомнить, во что он был одет, если не считать упомянутого вами длинного просторного пальто?
— Не могу. В тот момент я не приглядывался. Эти мысли посетили меня только на следующий день.
— Думаю, здесь я могу вам помочь, — сказала Хильда. — Помнится, на следующий день судья рассказывал мне, как комично выглядел Бимиш в зеленых пижамных брюках, выглядывавших из-под пальто. О! — разочарованно добавила она. — Кажется, это свидетельствует против моей версии?
— Не обязательно, — сказал Моллет. — Это как раз то, чего следует ожидать от человека, полностью одетого, но желающего выглядеть так, словно его только что подняли с постели. Он натягивает пижаму поверх уличной одежды и надевает пальто, чтобы скрыть то, чего другие не должны видеть.
— Тогда все правильно, — успокоилась Хильда.
— Что меня беспокоит, — продолжил инспектор, — так это тот факт, который изначально вызвал подозрения мистера Маршалла. Я имею в виду ботинки или туфли, которыми его ударили. Если человек собирается тихо красться по дому, где он живет, чтобы совершить преступление, он вряд ли наденет уличную обувь. Скорее — мягкие туфли на резиновой подошве, если они у него есть, а если нет, выйдет в носках. Нет, боюсь, облачение Бимиша свидетельствует против предположения, что он тот человек, который напал на вас, леди Барбер.
— Тогда что он делал в уличной одежде в этот ночной час? — спросила леди Барбер.
— Это другой вопрос, который может иметь самые разные интересные ответы. Пока же единственное, что можно сказать: этот аргумент не в пользу того, что он совершил это конкретное преступление.
— Да что вы! — обиженно воскликнула Хильда. — Я думала, вы пришли сюда, чтобы помочь нам, инспектор. А вы вместо этого, похоже, только и делаете, что создаете трудности.
— Мне жаль, если вы так подумали, миледи. Как уже сказал, я всего лишь проверяю всевозможные версии и боюсь, что из-за этого у вас неизбежно возникает впечатление, будто я «создаю трудности», как вы выразились. Видите ли, — тут инспектор встал и принялся мерить комнату широкими шагами, — видите ли, это необычное по всем меркам дело. Как правило, нас вызывают, когда преступление уже совершено, и наша задача состоит в том, чтобы просто вычислить и схватить виновного. Иногда у нас бывают основания подозревать, что кто-то замышляет преступление, и приходится держать этого человека под постоянным наблюдением, чтобы он не смог осуществить свой замысел. Но здесь мы имеем дело с чем-то более неопределенным, гораздо более неопределенным. Что нас попросили сделать? Не позволить кому-то неизвестному совершить нечто — неизвестно что. Это, знаете ли, совсем не просто. Но мы постараемся.