Как обычно, она слишком поздно сообразила, что сказала что-то не то. Ее муж покраснел, священник сконфуженно кашлянул. Судья резко вскинул брови, затем так же резко опустил глаза и вдохнул воздух перед тем, как заговорить.
"Сейчас он опять начнет вспоминать своих коллег", — подумал Петигрю и бросился на выручку, как всегда брякнув первое, что пришло в голову:
— Скорее четыре перемены блюд апокалипсиса. — И в наступившей тишине сразу понял, что сказал худшее из того, что мог сказать.
Правда, Маршалл хихикнул, но немедленно затих под осуждающим взглядом судьи. Миссис Хаббертон, ради которой он сострил, решительно ничего не поняла. Священник выглядел обиженным — за свою профессию. Шерифу показалось, что воротник его сорочки тесен, как никогда.
В полной тишине его светлость, пользуясь королевским правом первенства, положил себе рыбы. Затем спросил не без колкости:
— Кстати, Петигрю, вы не выступаете сегодня на стороне обвинения в деле об убийстве?
"А ведь прекрасно знает, что не выступаю", — подумал Петигрю. Его давно уже не назначали генеральным прокурором на выездных сессиях, и в глубине души он считал, что к этому приложил руку Барбер. Вслух же учтиво произнес:
— Нет, господин судья. Я думаю, главным обвинителем будет Фродшам, а Флэк — его помощником. Может быть, вы имеете в виду убийство в Истбери, где я буду защитником?
— Ах да! — ответил Барбер. — Это общественная защита малообеспеченных, не так ли?
— Совершенно верно, господин судья.
— Замечательная система, — продолжил Барбер, обращаясь к миссис Хаббертон. — Благодаря ей бедные теперь могут воспользоваться помощью даже самых квалифицированных адвокатов за счет государства. Хотя боюсь, — добавил он, — что гонорар, к сожалению, несоразмерно мал. То, что вы взялись за такое дело, говорит о вашем бескорыстии, Петигрю. Стоило ли ехать так далеко, чтобы заработать так мало, когда вы могли бы, несомненно, получить значительно больше в другом месте?
Петигрю кивнул и вежливо улыбнулся, но его глаза застилала пелена гнева. Какая жестокая ирония по поводу его несчастной крошечной практики в отместку за хилую шутку! Но таким был этот человек — судья. Убийство в Истбери считалось трудным делом и могло привлечь большое внимание, даже в разгар войны. Петигрю надеялся, что о нем заговорят, возможно, даже за пределами Южного округа. Но сейчас с болью в сердце осознал, что Барбер может так все организовать, что это окажется его очередным фиаско. Еще он подумал, что его подзащитного могут отправить на виселицу хотя бы потому, что судье не нравится защитник.
Между тем Барбер продолжал вещать с важным видом:
— Эта система — несомненный шаг вперед по сравнению со старыми временами. Хотя не знаю, что сказали бы по этому поводу мои предшественники в Отделении королевской скамьи. Скорее всего, они отметили бы некоторую нелогичность в том, что государство, обвиняя человека в совершении преступления, тратит деньги на то, чтобы кто-то прилагал усилия и убеждал суд в его невиновности. Я думаю, мои предшественники увидели бы здесь ту сентиментальность, которую мы часто наблюдаем сейчас во многих направлениях.
Полковник Хаббертон пробурчал что-то в знак одобрения. Подобно многим добропорядочным гражданам, он верил в лозунги. Реформы, как социальные, так и политические, всегда проходят под тем или иным лозунгом, и в его сознании "сентиментальность" была неразрывно связана с "большевизмом" — корнем всех зол.
— Или взять шумиху вокруг смертной казни… — проговорил судья.
И тут в разговор, готовый превратиться в монолог, вступили все. Каждый хотел сказать, что он думает по поводу смертной казни. Ведь почти каждый имеет о ней собственное мнение. Даже Маршалл вспомнил и пытался повторить, что говорили на эту тему в дискуссионном клубе в колледже. Только Петигрю молчал, потому что знал, что придет и его очередь. Так оно и случилось.
— Сентиментальность — болезнь, которая поражает в первую очередь молодежь, — заявил судья. — Петигрю, например, был ярым противником казни через повешение. Не так ли, Петигрю?
— Я и сейчас против, господин судья.
— Вот-вот! — Барбер сочувственно щелкнул языком. — Некоторые из нас так и не расстаются с иллюзиями молодости. Но что касается меня лично, я против отмены смертной казни. Более того, считаю, ее надо применять шире.
— Сделать виселицы пошире, — прошептал Петигрю Дерику, сидящему рядом с ним.
— Что вы сказали, Петигрю? — спросил Барбер, который все прекрасно слышал, вопреки расхожему мнению, что все судьи туговаты на ухо. — Ну да, вы, как всегда, шутите, но некоторые из нас очень серьезно относятся к данному вопросу. Я за то, чтобы большинство преступников казнить. Например, воров-рецидивистов и лихих водителей. Я бы их всех вешал. Им не следует жить в нашем мире.