Следующей была копия письма, адресованного главному редактору «Лидс икзэминер».
— Это единственная газета в городе, — объяснил окружной прокурор, — которой хватало духу противодействовать Фосетту и компании.
Послание было изложено в весьма сильных выражениях:
«Сегодняшний выпуск вашей жалкой и наглой газетенки намеренно искажает некоторые факты моей политической карьеры.
Я требую опровержения, в котором вы известите жителей Лидса и округа Тилден, что ваши грязные инсинуации по моему адресу ни на чем не основаны!»
— Обычная чушь, — буркнул отец, отбрасывая копию. — Давай посмотрим следующее послание, Пэтти.
Третий розовый лист был адресован начальнику тюрьмы Алгонкин Магнусу и содержал краткую просьбу:
«Дорогой господин начальник!
Пожалуйста, найдите основания для моих официальных рекомендаций тюремному совету штата, касающихся повышения в должности служащих тюрьмы Алгонкин в будущем году.
Искренне Ваш,
— Господи, неужели этот тип сунул палец и в тюремный пирог? — воскликнул отец.
— Теперь вы можете себе представить, каким спрутом был этот «защитник бедных», — с горечью сказал Джон Хьюм. — Он пытался заполучить голоса даже в тюрьме с помощью патронажа. Не знаю, какой вес имели его рекомендации совету, но, даже если никакого, он умудрялся изобразить себя этаким Гаруном аль-Рашидом,[24] который раздает дары. Тьфу!
Отец пожал плечами и взял четвертую копию. На сей раз он усмехнулся:
— Прочти, Пэтти. Негодяй и его умудрился запачкать той же кистью.
Я с удивлением обнаружила, что письмо адресовано старому другу отца, губернатору Бруно, и подумала, что бы сказал губернатор, получив столь дерзкое послание:
«Дорогой Бруно!
Мои друзья на Капитолийском холме информировали меня, что Вы открыто выразили свое отношение насчет моих шансов быть переизбранным в округе Тилден.
Позвольте напомнить, что, если Тилден отойдет к Хьюму — его номинация обеспечена, — политическое эхо может отразиться на Ваших шансах быть переизбранным в будущем. Тилден — стратегический центр долины. Вы об этом забыли, не так ли?
Советую ради Вашего же блага серьезно подумать, прежде чем подрывать репутацию члена Вашей партии, достойно занимающего пост сенатора.
— Честное слово, я сейчас заплачу! — Отец швырнул копию в папку. — Знаете, Хьюм, я почти готов отказаться от расследования. Этот сукин сын заслужил, чтобы ему всадили нож в сердце… В чем дело, Пэтти?
— Сколько копий было в папке, отец? — медленно спросила я.
Хьюм бросил на меня резкий взгляд:
— Четыре.
— А на столе пять конвертов!
Я почувствовала себя немного лучше при виде испуганного лица окружного прокурора и алчности, с которой он схватил со стола стопку конвертов.
— Мисс Тамм права! — воскликнул он. — Кармайкл, как это случилось? Сколько писем продиктовал сенатор?
Секретарь выглядел искренне удивленным.
— Только четыре, мистер Хьюм. Копии которых вы прочитали.
Хьюм быстро просмотрел конверты, передавая их нам. Конверт с письмом Илайхью Клею находился на верху стопки; его покрывали пятна засохшей крови. Под ним было письмо редактору «Лидс икзэминер» со словом «Лично», напечатанным в углу конверта и подчеркнутым. Третий конверт был адресован начальнику тюрьмы — на краях лицевой стороны виднелись следы скрепок. Правый нижний угол занимала надпись: «Касательно письма № 245 насчет продвижения по службе сотрудников тюрьмы Алгонкин». Конверт с письмом губернатору был дважды запечатан личной печатью сенатора из синего сургуча, а в углу снова находилось подчеркнутое слово «Лично».
Пятый конверт с письмом, не имевшим копии под копирку, Хьюм обследовал гораздо дольше, прищурив глаза и кривя губы в безмолвном свисте.
— Фанни Кайзер. Так вот откуда ветер дует, — сказал он и подозвал нас.
На конверте не было отпечатанного текста — имя и адрес были написаны черными чернилами властным размашистым почерком.
— Кто такая Фанни Кайзер? — осведомился отец.
— Одна из наших видных горожанок, — рассеянно отозвался окружной прокурор, вскрывая конверт.
Я заметила, как шеф Кеньон напрягся и быстро шагнул к нам, а несколько его подчиненных подмигнули друг другу, как делают мужчины при упоминании женщин легкого поведения.
24
Гарун аль-Рашид (Харун ар-Рашид) (763 или 766–809) — багдадский халиф из династии Аббасидов, чей образ идеализирован в сказках «Тысяча и одна ночь».