— Джереми Клей, — сердито сказала я, — это самое нелепое замечание, какое я когда-либо слышала. Кто здесь обладает более подходящей квалификацией? Хьюм? Приятный молодой человек с ярко выраженной манией величия, который не способен видеть дальше чем на два дюйма от своего носа. Кеньон? Глупый и злобный придурок. Эти люди представляют в Лидсе закон, так что у бедного Аарона Доу нет ни единого шанса.
— А как насчет твоего отца? — ехидно осведомился Джереми.
— Отец на правильном пути, но небольшая помощь никому не помешает… И пожалуйста, не массируй мне руку. Ты сотрешь с нее кожу.
Он придвинулся ближе:
— Пейшнс, дорогая, я…
— Это твоя реплика перед уходом со сцены, — заявила я, садясь в кровати. — Когда молодой человек с явно повышенной температурой и нездоровым блеском в глазах говорит подобные вещи…
Я вздохнула, когда он удалился. Джереми — красивый парень, но от него мало толку в нашей работе по спасению Аарона Доу из пучины косвенных улик.
Потом я подумала о старом Друри Лейне и почувствовала себя лучше. Если мне не удастся…
Глава 8
DEUS EX MACHINA[31]
В моих размышлениях о деле приобрел необычайные пропорции один фактор — таинственное отсутствие брата жертвы. Мне казалось, что Хьюм, в числе прочих небрежностей, уделяет слишком мало внимания непостижимой неуловимости доктора Фосетта. Я уже продумала план действий относительно этого джентльмена, чье поведение интересовало меня все больше.
Возможно, я со своей стороны уделяла этому слишком много внимания. Когда доктор Фосетт наконец появился на сцене, равнодушие окружного прокурора к его местопребыванию казалось оправданным. И все же я чувствовала, что этот тип не так прост, и, проведя короткое время в его компании, согласилась с отцом, что подозрения Илайхью*Клея, вероятно, имеют под собой основания.
Доктор Фосетт объявился в понедельник вечером, спустя два дня после нашей разочаровывающей беседы с Аароном Доу. День прошел без особых событий, и отец информировал старшего Клея, что намерен бросить это дело. Все следы вели в тупик. Не было никаких документальных подтверждений виновности доктора, и, хотя несколько гипотез отца, казалось, сулили результаты, расследование ничего не давало.
Впервые мы узнали о возвращении доктора Фосетта от Илайхью Клея за ленчем в понедельник.
— Мой партнер вернулся сегодня утром, — сообщил он.
— Что? — рявкнул отец. — Почему же мне не дали знать Хьюм или эта обезьяна Кеньон? Когда вы об этом услышали?
— Несколько минут назад — вот почему я примчался домой на ленч. Фосетт звонил мне из Лидса.
— Что он сказал? Как он воспринял новости? Где он был?
Клей покачал головой с усталой улыбкой:
— Не знаю. Он не казался убитым горем. Сказал, что звонит из офиса Хьюма.
— Я хочу повидать этого типа, — буркнул отец. — Где он сейчас?
— Вам очень скоро представится возможность. Он придет сюда сегодня вечером обсудить ситуацию. Я не сказал ему, кто вы, но упомянул, что у меня гости.
Предмет этого разговора появился в доме Клеев вскоре после обеда. Он приехал в роскошном лимузине, который отец саркастически назвал «растратой денег налогоплательщиков». Шофером был крутой парень с носом боксера — с первого взгляда я пришла к выводу, что в его обязанности входит не только возить, но и охранять своего босса.
Доктор Фосетт оказался высоким бледным мужчиной, обладавшим заметным сходством с покойным братом, а в качестве отличительных признаков — крепкими желтыми зубами, лошадиной улыбкой и черной редкой бородкой клинышком. От него пахло табаком и дезинфицирующими средствами — причудливый политико-медицинский аромат, который не добавлял ему шарма. Мне он показался старше сенатора, и позже я узнала, что это правда. В нем было нечто крайне неприятное, и меня бы не удивило, если бы человек его типа оказался провинциальным Макиавелли.[32] Вспоминая столь же неприятное впечатление, произведенное на меня Руфусом Коттоном — политическим боссом оппозиции, — я сочувствовала добрым людям округа Тилден, которые оказались между молотом и наковальней.
Когда Илайхью Клей представил его мне и он стал пристально меня разглядывать, я подумала, что не доверила бы свое здоровье подобному медику за все золото христианского мира. У доктора Фосетта была скверная привычка облизывать губы кончиком языка, что, как я знала по печальному опыту, является безошибочным признаком определенных мыслей. А справиться с ним было бы нелегко даже самой ловкой женщине — такой воспользуется любым преимуществом, и никакие соображения морали и щепетильности его не остановят.
31
Бог из машины (лат.) — в античной драме бог, который сверхъестественным вмешательством решал все проблемы; в переносном смысле — средство, способное разом избавить от затруднений.
32
Макиавелли, Никколо (1469–1527) — итальянский политический мыслитель, признававший допустимость использования любых средств ради укрепления государства.