Отец снова простонал.
— Это означает, мистер Лейн, что только один человек находился в комнате смерти, совершил убийство и сжег лист бумаги, растоптав его. Но Аарон Доу, как я доказала, был не в состоянии сделать последнее, — значит, он не может быть убийцей.
Ergo,[39] Аарон Доу так же невинен, как была я десять лет назад!
Я сделала паузу, чтобы перевести дух и услышать похвалу.
Мистер Лейн выглядел опечаленным.
— Теперь я понимаю, инспектор, каким бесполезным членом общества я стал. Вы произвели на свет истинного Холмса, лишив меня той малой функции, которую я выполнял в этом мире. Это был блестящий анализ, дорогая моя. Вы абсолютно правы — в том, что успели сделать.
— Господи! — воскликнул отец, вскочив на ноги. — Вы хотите сказать, что есть еще кое-что?
— Разумеется, инспектор, и притом крайне важное.
— Вы имеете в виду, — осведомилась я, — что я не сделала естественного вывода? Конечно, если Доу невиновен, значит, кто-то его оклеветал…
— Да?
— И этот человек — правша. Он воспользовался для убийства левой рукой, как сделал бы Доу, но потом машинально растоптал пепел от бумаги правой ногой, будучи правшой.
— Хм! Я имел в виду не совсем это. Вы упустили или не учли другие элементы, дорогая, которые позволяют сделать куда более далеко идущие выводы.
Отец беспомощно взмахнул руками.
— Да? — тупо спросила я.
Мистер Лейн на миг встретился со мной взглядом и улыбнулся:
— А может быть, вы их сделали?
Я теребила травинку, не зная, что сказать.
— Слушайте! — проворчал отец. — Я тоже не так уж глуп. Объясни-ка мне, Пэтти, как, черт возьми, ты можешь быть уверена, что тип, оставивший отпечаток левой ноги на коврике, был тем же, кто затоптал огонь? Признаю, что такое весьма вероятно, но, если ты не в состоянии доказать это, куда годится твоя хваленая теория?
— Объясните ему, Пейшнс, — мягко произнес мистер Лейн.
Я вздохнула:
— Бедный папа! Должно быть, у тебя в голове все смешалось. Разве я только что не доказала, что в этом участвовал всего один человек? Разве я не спросила Кармайкла, наступал ли он на коврик у камина, и он не ответил «нет»? И разве мы не узнали от мистера Хьюма, что отпечатки ног не мог оставить сенатор Фосетт? Тогда кто еще мог оставить след на коврике, кроме убийцы-сжигателя-растаптывателя?
— Ладно. Что нам делать теперь?
Мистер Лейн поднял брови.
— По-моему, это само собой разумеется, мой дорогой инспектор.
— Что именно?
— Наш образ действий. Вы должны немедленно вернуться в Лидс и повидать Доу.
Я нахмурилась — для меня это было чересчур. Что касается отца, то он пребывал в полном недоумении.
— Повидать Доу? Зачем? Меня трясет от одного вида этого жалкого придурка.
— Но это очень важно, инспектор. — Мистер Лейн поднялся с пригорка и накинул на плечи халат. — Вы должны повидать Доу до начала процесса… — Он задумался, потом его глаза сверкнули. — Пожалуй, инспектор, я сделаю это сам, если, конечно, ваш друг Джон Хьюм не выставит меня из Лидса.
— Отлично! — воскликнула я.
Отец тоже приободрился:
— Хорошая идея. При всем моем уважении к Пэтти, я буду чувствовать лучше, если этим займетесь вы.
— Но почему вы хотите повидать Доу? — спросила я.
— Моя дорогая Пейшнс, мы построили превосходную теорию на основании определенных фактов. А теперь… — Мистер Лейн обнял голой рукой отца за плечи и взял меня за руку. — Теперь мы прекратим заниматься теориями и произведем некоторые эксперименты. Но даже тогда, — добавил он, нахмурившись, — мы не выберемся из леса.
— О чем вы, сэр?
— Мы так же далеки от разгадки тайны, кто в действительности убил сенатора Фосетта, — ответил старый джентльмен, — как были и неделю назад!
Глава 10
ТЕСТ В КАМЕРЕ
В «Гамлете» мы встретили Калибана, он же невероятный Куоси, были обслужены проворными руками Фальстафа,[40] мажордома Лейна, и, словно для полноты иллюзии, были вывезены с обширной территории поместья рыжеволосым и усмехающимся восточным гхарри-валла,[41] которого старый джентльмен упорно именовал Дромио.[42] Последний гордо вел сверкающий лимузин мистера Лейна с искусностью филадельфийского адвоката и легкостью premiere danseuse,[43] так что наша поездка на север штата превратилась в удовольствие, которое могло бы длиться вечно.
40
Фальстаф — персонаж пьес У. Шекспира «Король Генрих IV» и «Виндзорские насмешницы», старый жизнелюб, толстяк и обжора.