Она поставила на керогаз кастрюлю с картофелем, а сама открыла кухонный шкаф, собираясь достать соль, и вдруг ахнула. Бутылка из-под масла была пуста! Господи, как же она забыла, ведь оно еще вчера кончилось! Вот оказия-то, придется идти. Что ж, идти так идти, пусть только сначала сварится картошка. А когда она вернется из магазина, та остынет наполовину в закрытой кастрюле - то, что надо.
Анна Кузьминична терпеливо высидела положенное время, сняла кастрюлю, слила воду, выключила керогаз и отправилась за покупкой.
Но ей не повезло. Едва она вошла в магазин, как продавщица крикнула из-за прилавка, что масло кончается, а новую партию сегодня почему-то не завезли. Бабка заторопилась, но шедший сзади мужчина оказался проворнее, опередил ее на секунду-другую. Он и взял последнюю бутылку; Анне Кузьминичне уже не досталось.
Они вышли из синего деревянного здания магазина почти одновременно. Шагая домой, она проследила взглядом за мужчиной. Тот, обрадованный, что ему повезло с этим маслом, быстро дошел до своего дома, открыл калитку и скрылся. Бабка посмотрела на номер дома и под ним увидела фамилию: Козловы. Вот так-так, да ведь она их знает, рядом живут! Но тот, что ее опередил, был ей незнаком; должно быть, это приятель хозяина, а может, родственник. Машина против двора - его, наверное. Она тяжело вздохнула и пробубнила себе под нос: "А ведь сегодня пятница... и чего люди не работают?"
Но Козлов был в краткосрочном отпуске, как и его приятель. Через несколько часов, когда жена вернется с работы, они уедут в Подмосковье к друзьям. Перед этим Козловы предупредят соседку, что вернутся в субботу вечером, пусть та присмотрит за домом.
Это было еще одно звено в методично удлиняющейся цепи.
Бабка, грустная, вернулась домой. Постояла в дверях у рукомойника, подумала, что вместо подсолнечного масла на худой конец обойдется и сливочным, надо только его сначала растопить. Она спустилась в подпол, зашуршала там вощеной и газетной бумагой, которой закрыты были банки. Потом зажгла старую, видавшую виды керосинку (многие уверяли, что она непременно доведет до беды, а потому советовали выбросить) и поставила на нее алюминиевую кружку с куском масла. Вернулась к рукомойнику. Стала мыть руки, посмотрела на ведра. Пусты! Надо сходить за водой, но это успеется, сначала легкий завтрак. Она разложила на столе теплые картофелины и принялась их чистить (она всегда варила картошку "в мундире"). А там, где стояла керосинка, что-то шипело и трещало. Господи, да ведь масло-то давно уж растаяло, чего же она ждет! Вот память, только поставила и тут же забыла. Нет, надо было все-таки на керогазе, там уж не отвлечешься, глазом не успеешь мигнуть, как все готово. Второпях она забыла прихватить тряпку и ухватилась за кружку голыми пальцами. Раскаленная ручка мгновенно напомнила бабке о ее забывчивости. Старуха взвыла, отдернула руку, и кружка с растопленным маслом полетела на пол.
Этого еще не хватало! Да что это с ней, отчего сегодня всё вкривь и вкось? Она поглядела вниз. Растекшееся по полу жирное пятно красноречиво указывало старухе на ее оплошность. Охая и вздыхая, она положила еще кусок масла в кружку, вновь поставила ее на крестовину, а сама пошла за половой тряпкой. Нашла ее у дверей, в прихожей, вернулась, стала искать глазами лужу и тут же наступила в нее, поскользнулась, потеряла равновесие и растянулась на полу, больно ударившись ногой о ножку кровати.
Нет, положительно, ей сегодня не везло: теперь вот еще нога. Она хотела подняться с пола, но не смогла: удар пришелся прямо по кости, и нога нестерпимо ныла. В голове шевельнулась запоздалая мысль: зачем керосинка стоит здесь?..
С трудом, но старушке все же удалось подняться и вытереть злосчастную лужу на полу. А в глазах от боли прыгали зайчики. И надо же было ей растянуться, а тут еще кровать эта двухпудовая, как бетонная плита, с места не сдвинешь. Она забросила тряпку в угол, выключила керосинку, дошла, хромая, до кровати и повалилась на нее поверх одеяла.
Прошло не так уж мало времени, прежде чем боль немного утихла. Ей удалось встать, доковылять до стола и позавтракать, вернее, уже пообедать. Теперь она стала размышлять об ужине. Думала, гадала и придумала: надо сварить кашу. Но тут вспомнила, что нет воды, да и молока тоже. Нет, сейчас идти никак нельзя, нога все еще тупо ныла. А всему виной подсолнечное масло, будь оно неладно, кончилось перед самым носом. Мужчина этот еще влез, нелегкая его принесла...
Размышляя так, Анна Кузьминична уселась в старое, обитое красным бархатом кресло, и принялась вязать чулок, решив сходить за водой позднее, часов в шесть, когда боль совсем утихнет.
Вот и появилось еще одно звено в цепи.
_______
Некстати оборвавшаяся застежка выковала следующее звено.
Работа уже подходила к концу, оставался последний стежок на ремешке, как вдруг двери открылись, и из дома, кряхтя, вышла какая-то старушка в лиловом с цветочками платье и шерстяной бордовой кофте поверх него. В руках у нее два небольших ведра и коромысло. Вышла - и уставилась на девчат, а они - на нее. Глядели некоторое время друг на друга, потом Светлана спросила, догадавшись:
- Скажите, а здесь что, разве не общежитие?
Старуха подняла брови, пошамкала беззубым ртом:
- Нет, дочки, здесь люди... семьи... Не общежитие.