Слуга в ливрее неслышными шагами ходил около стола. Короткие панталоны, шелковые чулки, напудренные парики — все это по контрасту придавало словам хозяина этого царского дома невыразимую иронию. Плут адъютант отвечал на выходки эрцгерцога с явной вежливостью и с затаенным коварством, подбирая слова, которые еще больше подогревали его. А госпожа Брион, все более и более краснея, покорно сносила бурю диких сарказмов, проникнувшись мыслью, что жертвует собой ради Эли. Между тем Эли сидела безучастно и едва одним ухом слышала тирады вроде следующих:
— По удовольствиям — вот по чему надо судить об обществе, и вот что мне нравится на здешнем побережье. По ним видишь всю глупость и низость плутократов… А их жены? Они развлекаются, как дуры, а сами они — как дураки… Налоги, законы, власти, армии, духовенство — к чему служит вся эта социальная машина, которая работает только на пользу богатых? К чему? К тому лишь, чтобы прикрывать золоченых дебоширов, дивную коллекцию которых мы имеем на этом чудном берегу… Удивляюсь наивности социалистов, которые распинаются за реформы перед аристократией этого сорта!.. Гангренозный орган прямо и глубоко отсекают и сжигают. Но и современные революционеры имеют большой недостаток: оглядку. К счастью, слабость и глупость правящих классов повсюду возрастают до таких грандиозных размеров, что народ в конце концов заметит это, и, когда миллионы рабочих, которые питают этот рой паразитов, сделают один только жест, тогда… О, тогда мы будем хохотать, хохотать!.. Тогда уже невозможны будут парламентаризм, либерализм, оппортунизм и все эти глупости на «изм». Через десять лет во всей Европе возможна будет только либо реакция вроде Филиппа II, либо коммуна… Нечего и говорить вам, что я за коммуну. А ведь с помощью науки совсем не трудно будет перевернуть все вверх ногами!.. Возьмите всех детей пролетариев, сделайте из них электротехников и химиков — и через одно поколение дело будет в шляпе…
Высказывая суждения такого рода, эрцгерцог поглядывал вокруг себя с такой угрожающей физиономией, что никому и в голову не пришло бы посмеяться над его парадоксами, столь комичными и дутыми среди этой пышной великосветской обстановки. Люди, знакомые с закулисной стороной современной истории, припоминали, что легенда, впрочем ложная, соединяла имя «красного эрцгерцога» с таинственным покушением, направленным против самого главы его семейства.
Кровожадная мечта о демагогическом цезаризме слишком открыто читалась в этих жестоких глазах, которые глядели прямо в лицо только с мстительным чувством. В них чувствовался тиран — тиран придушенный, парализованный: обстоятельства не дали ему развернуться, но он был на один шаг от того! Невольно охватывала дрожь.
Обыкновенно, когда он выпускал залп подобных нелепых и грубых фраз, никто не отвечал ему и обед продолжался в угнетенном, стесненном безмолвии. Нерон в потенции наслаждался несколько минут этим страхом. Затем ему иногда приходило в голову, облегчив желчь, завоевать симпатии и выставить все привлекательные стороны своего характера. Тогда самые враждебные ему лица изумлялись поразительной ясности его ума, его образованности, необычайной эрудиции в сфере новейших открытий, отсутствию всяких предрассудков.
Но сегодня вечером, без сомнения, его мучило что-то особенное, по крайней мере он не мог успокоиться до самого конца обеда. Едва они перешли в салон, как одна фраза, сказанная госпожой Карлсберг госпоже Брион, выявила истинную причину его скверного настроения.
— Мы спросим это у Флосси Марш. Она завтра завтракает у меня, — сказала баронесса.
— Могу я попросить у вас пять минут для разговора? — резко спросил принц у своей жены.
И, отведя ее в сторону, он продолжал, нимало не заботясь о свидетелях этой супружеской сцены.
— Вы пригласили мисс Марш на завтрак завтра утром?
— Совершенно верно, — отвечала она. — Это не нравится вашему высочеству?
— Вы у себя хозяйка, — возразил эрцгерцог, — но вы не удивитесь, если я запрещу Вердье присутствовать при этом… Не перебивайте меня… Я давно уже наблюдаю… Вы протежируете видам этой девушки, которая забрала себе в голову выйти замуж за этого малого. Я не желаю, чтобы этот брак состоялся. И он не состоится.
— Я не знаю намерений мисс Марш, — ответила баронесса, и ее бледные щеки при словах мужа покраснели от прилива крови. — Я приглашаю ее, потому что она мой друг и мне приятно видеть ее. Что касается до господина Вердье, то, мне кажется, он уже не ребенок и сам понимает, жениться ему или нет, и советов ни у кого не спрашивает. Впрочем, если он желает поговорить с мисс Марш, то может обойтись и без моего посредничества. Если ему захотелось пообедать с ней сегодня вечером…