Это занимает у них минуту, но, в конце концов, они все уходят. Гейб и Атлас возвращаются в мою комнату, чтобы лечь спать, каждый из них хватает по одной из моих подушек и окружает себя моим запахом, точно так же, как я — их. Грифон, однако, направляется на кухню, чтобы посидеть с Нортом в тишине, понаблюдать за тем, как он по-королевски напивается.
«Пожалуйста, не делай глупостей, пока я сплю. Ты нужен мне целым и счастливым, Привязанный».
Он не отвечает мне, лишь посылает снимок того, что он чувствует. Сожаление, опустошение и сильную боль при мысли о потере Нокса и меня. Думаю, это все, чем он способен ответить мне в своем нынешнем состоянии, и хотя я отчаянно хочу пойти к нему, я знаю, что ничего не могу сделать для него прямо сейчас.
Завтра я снова буду с ним, буду обнимать его, пока он не убедится, что я никуда не уйду. Это, и мне нужно будет попытаться уговорить Нокса тоже провести с ним день, достаточно времени, чтобы он вспомнил, как сильно его младший брат может действовать ему на нервы.
— Хотя я не действую ему на нервы. Он ни разу не разозлился на меня.
— Даже когда я появилась? — говорю я с улыбкой, пытаясь деликатно начать разговор, в котором мы так отчаянно нуждаемся, но его лицо остается серьезным.
— Даже тогда. Он просто еще глубже погрузился в ненависть к своей тете… моей матери.
Ах.
Женщина, которая всегда стояла между нами, невидимая для меня, но такая ясная для него. Я нахожу, что могла бы присоединиться к Норту в этой ненависти, потому что она заслуживает того, чтобы каждый из нас проклинал ее, каждый день до скончания веков.
— Ты все видела.
Глубокий вдох. Нет смысла пытаться лгать ему. — Да.
В комнате так тихо, что я слышу, как медленно и контролируемо он дышит, как заставляет себя сохранять спокойствие. Я уже знаю, что если он потеряет контроль прямо сейчас, то набросится на меня, и он старается этого не допустить. Забавно, теперь, когда я понимаю это больше, чем когда-либо, он наконец-то пытается избавиться от этой привычки, что только заставляет мое сердце болеть еще больше.
— Почему ты не смотришь на меня по-другому?
Я сглатываю и медленно пожимаю плечами, тщательно продуманными движениями, чтобы не испортить момент. — С чего бы это? Ты не сделал ничего плохого.
Его голова опускается на плечи, и он смотрит в потолок, избегая моего взгляда, хотя в нем нет ничего такого, из-за чего ему стоило бы беспокоиться. — Тени могли убить ее. Они могли убить ее за много лет до того, как Норт пришел за мной. Я… никогда не защищался так, как мог бы.
Мне ненавистно, что он так думает, и я не могу сдержать своих слов, пропитанных печалью и сочувствием. — Ты был ребенком.
Его слова подобны льду. — Как и ты.
Воздух выбивается из моих легких. Выбивается навсегда, так, словно я никогда больше не буду дышать, как будто я действительно умираю.
Меня устроил бы практически любой ответ, кроме этого.
Мое зрение немного затуманивается, когда я безуспешно пытаюсь ввести кислород в свое тело. Мгновение спустя я чувствую руки на своих щеках, длинные пальцы обхватывают мое лицо, а низкий голос мягко говорит со мной. Кровать сдвигается, когда большое тело ложится рядом со мной, но даже с открытыми глазами я не вижу, кто пытается меня успокоить.
Я предполагаю, что это Норт, пришедший спасти меня, что наконец-то брат Нокса, человек, который знает почти все его секреты, решил положить этому конец и снес дверь, чтобы добраться до меня, потому что моя паника сломила его сдержанность.
Вот только это не Норт.
Нокс тихо бормочет всякую ерунду, которая на самом деле не складывается в правильные предложения, но медленно, мучительно, все равно начинает успокаивать меня.
Прерывистый вздох вырывается из меня, и он прижимается ближе, все еще не касаясь меня ничем, кроме рук. Все это кажется глубоко интимным — то, как мы обмениваемся дыханием и так открыто смотрим друг другу в глаза. Между нами нет ничего скрытого, наши души обнажены друг перед другом, у меня не осталось вопросов об этом мужчине.
Каждый его изломанный и покрытый шрамами дюйм известен мне.
И я люблю все это.
Даже когда он изо всех сил пытается разорвать меня, просто чтобы успокоить демонов в своей голове и ту часть себя, которая никогда не сможет доверять Привязанной.
Его взгляд опускается на слезы, которые все еще беспрепятственно текут по моим щекам, но он не двигается, чтобы вытереть их. Он не боится видеть мои неприкрытые эмоции. Если что, его успокаивает наблюдение за тем, как он непреднамеренно причиняет мне боль.