Нет.
Все, что я чувствую, это сердце, колотящееся в груди, и холодный пот, выступающий на коже, который не имеет ничего общего с тем, как быстро двигаются мои ноги.
Он не может уйти.
Не тогда, когда я сделала все возможное, чтобы защитить всех своих Привязанных. Не тогда, когда я, наконец, приняла их всех в свое сердце и решила использовать свой поистине ужасающий Дар, чтобы обезопасить их, была готова примириться со злобным богом внутри своего разума, если это означало, что они все переживут Сопротивление. Не тогда, когда у меня есть возможность дать им неограниченную силу. Не тогда, когда я не пожалела усилий, чтобы найти мост между мной и Ноксом, и ладно, я определенно еще не дошла до этого, но я чувствовала, что наконец-то заложила основу.
Что-то, на чем мы можем строить.
Я все еще чувствую боль Грифона, проходящую через Связь. Физическая, конечно, все еще там, но сейчас это исключительно муки, которые он испытывает, только что наблюдая за смертью своего лучшего друга, пожертвовавшего собой ради безопасности своего брата. Кто бы там ни стал причиной их страданий… Я собираюсь разобраться с ними сама. Мне все равно, чего это потребует. Мне все равно, даже если мне самой придется предстать перед Сайласом Дэвисом. Я разорву другого человека в клочья голыми руками, если это будет необходимо.
Чем ближе к палаткам я подхожу, тем сильнее чувствую, как тянутся мои узы. Сеть становится шире, они ищут больше душ, которые можно поглотить, чтобы делать то, что нам нужно, растягиваясь, растягиваясь и растягиваясь. Они отчаянно хотят принести в жертву персонал ТакТим, забрать их души и столько силы, сколько у них есть, чтобы выиграть бой, но я не могу позволить нам стать этим монстром.
Когда я подбираюсь ближе к палаткам, то наконец вижу первых теневых существ Норта, периметр, который он установил вокруг них, чтобы обезопасить их от любого приближения. Все существа полностью игнорируют меня, даже не смотрят в мою сторону, пока я двигаюсь вокруг них к моему Привязанному. Я начинаю чувствовать боль, уже не через связь с Грифоном, а из-за чего-то, что находится в моей собственной голове, мои мышцы сокращаются и оживают, как будто меня бьют тысячи вольт электричества, мозг хочет отключиться, но мои узы толкают меня вперед.
Как бы я ни использовала свою способность, я не могу определить, кто находится в этой комнате. Я пытаюсь и пытаюсь, но не могу ничего почувствовать в этом человеке. Ничего.
Мой взгляд падает на тело моего Привязанного: бездушное, пустое и мертвое.
Я хочу лечь рядом с ним и тоже умереть.
Боль прекращается. Я чувствую это одновременно с тем, как Транспортер вновь появляется из небытия. Сайлас Дэвис, его Привязанная, Лидия и человек, ответственный за все это, уходят вместе с ним. Волна тошноты прокатывается по моей голове, наступает момент дискомфорта от того, что я внезапно перестаю чувствовать сильную боль, которая пронизывала меня насквозь.
Краем глаза я вижу, как Норт опускается на колени, упираясь обеими руками в грязь, смотрит на тело брата, по его лицу текут слезы. Требуется четыре шага, чтобы добраться до них обоих, и тогда я тоже оказываюсь на коленях, глядя в невидящие глаза Нокса, который неосознанно смотрит на своего брата — последнего, кого он видел перед тем, как из него вырвали душу.
«Нам нужно действовать быстро, девочка. Нам нужно действовать быстро, иначе мы его потеряем».
Я задыхаюсь от рыданий. Мои руки зависают над его грудью, мне отчаянно хочется опустить их вниз, но он никогда не хотел, чтобы я прикасалась к нему, и это кажется нарушением — делать это сейчас, даже после его смерти.
«Ты не слушаешь меня. Тебе нужно слушать. Нам нужно поторопиться».
Я крепко зажмуриваюсь, чтобы заглушить бесполезную болтовню в своей голове. «Конечно, я не слушаю! Мой Привязанный мертв!»
Грифон подтягивается к Ноксу, опускается на колени по другую сторону от него и, не колеблясь, откидывает волосы с его лица и шеи, проверяя пульс, как будто есть какая-то надежда, что прямо сейчас мы оба не смотрим на труп. Я не чувствую того же.
Я чувствую, насколько он сейчас пуст, зияющую пустоту в его груди, где должна быть его душа, и тишину в себе там, где должна быть его неистовая и порочная энергия.
«Сосуд сломан, а узы — нет».
Я падаю на задницу в грязь, забрызгивая себя ею, когда рыдания вырываются из меня. «Он был больше, чем сосуд! Не смей называть его так, он был больше, чем просто…»