Итак, вот в чем причина моей кражи: наш родитель, еще полный сил, не мог бы смириться со своим изодранным в клочья трудом, искалеченным, словно копыта испанских коней, которых перегнали через горы. Он будет вынужден заполнять пропуски, и если нам удастся заключить с ним мир, обещаю на все темные места дать примечания, хотя бы вы снова потребовали этой нелегкой работы по разъяснению исторических событий или имен. В нашем распоряжении имеются еще две книги «Французских эпиграмм»[18] и две книги эпиграмм на латыни, которые мы вам сулили издать при первой возможности, к тому же еще имеются полемические статьи на нескольких языках, юношеские сочинения автора, несколько романов, пять эпистолярных тетрадей, из коих первая — дружеская переписка, где полно благопристойных шуток, во второй хитросплетения ученых теорий, которые распутывают друзья сочинителя, третья посвящена богословию, четвертая — военному искусству, пятая — государственным делам.
Но все это может и полежать, пока мы не издадим «Всеобщую историю»[19], где неистовый по своей натуре, пламенный разум без малейшей предвзятости покажет дивные дела, опишет все без восхвалений и порицаний не как судья, но как честный свидетель, который держит себя в узде, дабы не исказить фактов и не касаться законности.
Вольномыслие нашего автора позволило ему заявить своим врагам, что он больше касается правления аристократического, нежели монархического, ибо поэта осуждал еще Генрих Четвертый, будучи тогда королем Наварры.
Сей государь, не раз прочитавший все «Трагические поэмы»[20], желал их вновь перечитывать, дабы убедиться в правильности своих обвинений, однако ничего худого не обнаружил, только единомыслие, и тогда для пущей уверенности призвал однажды нашего сочинителя и в присутствии господ дю Фе[21] и дю Пена[22] затеял диспут о различных государственных правлениях. Сочинитель на вопрос, какое из всех правлений он полагает лучшим, немедля ответил, что для французов лучшее — монархическое и что монархию французскую он почитает выше, нежели польскую. Говоря о преимуществах французской монархии, он вынужден был сказать: «В этом вопросе я держусь того, что утверждал ученейший Айан[23], и считаю несправедливыми те перемены, которые привели к власти клириков. Филипп Красивый[24], будучи смелым и независимым государем, утверждал, что коль на кого-то взвалили ярмо, сие ярмо не должно быть непосильным». Нам хотелось бы сослаться на эти слова, чтобы объяснить многое в писаниях нашего сочинителя, в которых он часто выступает против тирании, но в которых нет ничего против королевской власти. По сути дела эти его труды, перенесенные им тяготы и полученные раны доказывают его преданность и любовь к своему королю. Дабы наглядно вам сие подтвердить, я привожу здесь три станса, которые послужат автору как исповедь, покажут, какою он мыслил королевскую власть. Сии стансы взяты из одного стихотворения[25], которое в первую очередь будет включено в его «Смесь». Эти стансы следуют за строфой, чья первая строка:
и далее:
Вот самое достоверное, что я могу выразить, будучи пером моего повелителя.
Пусть его имя отсутствует среди имен, имеющих место в его картинах, он — время, говорящее его устами, из коих вы не услышите восхвалений, а только свободные, независимые истины.
18
Это произведение Агриппы д'Обинье, как и все упомянутые ниже, вышли в свет только в конце XIX века в издании Реома и Коссада.
20
Генрих Наваррский мог читать «Трагические поэмы» до 1589 г., ибо в указанный год он уже стал королем Франции.
21
Дю Фе, Мишель Юро де Белеба — внук канцлера де Л'Опиталя, приближенный Генриха IV, поборник монархии, был губернатором.
23
Дю Айан — французский историограф, автор «Всеобщей истории Франции». Д'Обинье ссылается на это сочинение, где говорится, что в ранний период власть французских королей была не наследственной, а избираемой.