На следующий год Парабер, уполномоченный также осмотреть помещения для коров, строившиеся в Доньоне, предложил строителю присутствовать при осмотре. Но Обинье ответил, что дело не стоит труда, и посоветовал комиссару найти человека, который дал бы ему пообедать. Это высокомерие внушило комиссару пренебрежение к предприятию и побудило его доложить двору, что дело выеденного яйца не стоит. Но однажды утром в крепость прибыли тридцать каменщиков, пятьдесят рабочих, полотняные палатки, три кулеврины и одно судно с припасами. Это вызвало в лагере тревогу, туда стали посылать людей и письма, но в ответ д'Обинье только ускорил строительные работы.
Герцога де Роана не преминули привлечь к первому передвижению войск принца де Конде и герцога Буйонского. Он собрал своих друзей в Сен-Жане, а Обинье, не имевшего возможности бросить свое дело, попросили дать через товарищей ответ принцу и его людям. Вместо всяких писем, он послал им две строчки: «Мы готовы взвалить себе на плечи бремя вашей войны, но избавьте нас от бремени вашего мира».
Это первое восстание завершилось соглашением и прощением для всех, кроме Обинье, который, не прибегая ни к каким другим мерам, укрепил обе крепости и привел вторую в боевую готовность. Этот год прошел в разных происках, и вот разразилась война принца Конде[727]. Назначив Обинье начальником своей ставки, принц послал ему грамоты, но Обинье пожелал получить их не из рук принца, а от собрания церквей в Ниме.
Находясь в Пуатье, губернатор Пуату герцог де Сюлли вместе с двенадцатью виднейшими вельможами этого края поручился перед королевой в том, что их область не выступит за принца де Конде. Он прибыл в Майезэ, чтобы обещаниями и угрозами добиться согласия губернатора на это решение, заявляя, что все вельможи в Пуату сдержат свое слово. Ему ответили, что он забыл в этом собрании одного великого человека, который выскажет свое мнение на следующий день: это значило — первого барабанщика при полку, обучаемом самим Обинье для сына; на следующее утро барабанщик забил в поход. В тот же день господин д'Ад[728] с майезэским гарнизоном взял Мурей внезапным налетом. Спустя две недели, когда герцог де Сюлли вооружился со своей стороны, случилось так, что четыре роты этого полка, а также рота герцога с ротой легкой конницы, пришли в одно время на позиции в Вуйе; но пехота прогнала конницу, как и следовало ожидать.
Господин де Субиз собрал своих людей и пошел навстречу принцу Конде с семью полками, насчитывавшими больше пяти тысяч человек. Однажды утром, выступая на осаду Люзиньяна, герцог Буйонский встретил Обинье, который ехал туда с той же целью в качестве бригадного генерала. Тут были забыты сомюрские разногласия. В этой войне не случилось ничего, заслуживающего упоминания; только к концу ее Обинье, вопреки воле принца де Конде, сделал так, что они осадили Тонэ-Шарант. Там при одном несчастном случае ему обожгло полтела, но он приказал нести себя в окопы. Эти военные действия привели только к Луденским мирным переговорам, этой ярмарке всеобщей подлости и невообразимых предательств.
На совещании принц де Конде называл Обинье своим отцом. Изменив же ему, как и чести вообще, принц крикнул ему в окно: «С Богом! в Доньон!» Обинье ответил: «С Богом! в Бастилию!» Принц прибыл ко двору и в благодарность за оказанные ему Агриппой д’Обинье услуги, за доставленную ему подмогу в пять тысяч человек, за истраченные шестнадцать тысяч экю, признанные как долг, подсчитанные и не выплаченные, за благие советы, вспоминая которые, он потом вздыхал в своей тюрьме, он заявил на тайном совещании, что Обинье — противник королевской власти и способен, пока будет жив, мешать королю править самодержавно.
Тот же принц надоумил герцога д'Эпернона прочесть «Трагические поэмы»; он привел строки из второй книги, как написанные о герцоге, и тот поклялся погубить автора; и действительно, с тех пор на жизнь Обинье неоднократно различным образом покушались.
Между тем герцог этот, горя нетерпением, появился под Ла-Рошелью. Попросив Обинье вооружиться, жители Ла-Рошели три раза заставляли его распускать и собирать свои войска в зависимости от ненадежных договоров с врагами, которые, наконец, выступили, когда в Майезэ оставалось только сто пятьдесят человек. Вдруг стало известно, что войска из Сентонжа появились в Мозэ. Узнав об этом и об уходе одного полка для дозора, Обинье с болью в сердце вынужден был позволить разграбить один из своих десяти приходов, не подвергавшихся бедствиям войны. Вследствие засухи в тот год местность больше не была островом. Итак, обнаружив, что сто телег, выстроенных в ряд, могут переехать болото, он не преминул явиться туда со всеми людьми, которыми располагал, а потом, делая вид, что ничего дурного не случилось, при появлении шести рот конницы, прибывших на квартиры в Курсон, он выставил напоказ на холме местных вооруженных крестьян, а сам в два часа дня на виду у неприятеля двинулся со своими ста пятьюдесятью людьми к Морвену, приказав им ехать сначала открыто, а достигнув деревни, скрыться за ней и обойти ее рысью, чтобы опять соединиться с арьергардом; после этого Рео, командовавший войсками, продвигавшимися в эту местность, спешно уведомил герцога, что ему приходится иметь дело по крайней мере с восемью сотнями людей. При этом известии он получил подкрепление из четырех рот. Обнаружив жалкий страх врагов, Обинье заставил их покинуть квартиры, где они фуражировали, а, обследовав береговые позиции, на вторую ночь пошел отбить их. В дороге он узнал от людей герцога о соглашении, заключенном жителями Ла-Рошели.
727
В результате разделения генеральных штатов в 1614 г. и ввиду намечавшейся женитьбы Людовика на Анне Австрийской, что грозило поставить Францию на путь сближения с Испанией, протестанты, собравшись в Гренобле в июле 1615 г., а затем в Ниме, решили присоединиться к восстанию принца Конде. Этому решению подчинились, однако, не все: Сюлли, например, остался верен двору.