Как говорил мудрец, ждут бедствия народ
Страны, где правит царь, юнец и сумасброд,
Который трапезу свершает слишком рано[68],
За что ждет приговор и царство, и тирана.
Но вот виновница несчастий всей страны
И собственных детей, ведь каждому видны
Священный их венец на лбу ее надменном
И немощная длань со скипетром священным;
Так попран в наши дни без никаких препон
Введенный франками салический закон[69].
Ей, слабой разумом, хватило силы править
И пеплом, и огнем, ловушки всюду ставить,
Бессильная творить добро, она вполне
Способна сталь ковать, дабы предать резне
И гордых королей, не знавших в битвах страха,
И кротких червячков, ползущих среди праха.
Избави нас Господь от всех ее расправ,
От властолюбия, жестокостей, отрав,
Сих флорентийских благ, чья сила роковая
Пусть изведет ее, как язва моровая!
Дай Бог, чтоб в царствиях былых, о Иезавель[70],
Так попирали знать правители земель,
Чтоб гнали больших вон, а меньших возвышали
Взамен низвергнутых, а после, как вначале,
Возвысив, обласкав, подозревали их
В изменах, гнали прочь, меняли на других[71].
Ты, небывалый страх на ближних нагоняя,
Приблизила плута, ласкаешь негодяя,
Ты, криводушная, хитро сплетаешь нить,
Чтоб обе стороны изгнать и сохранить
И кровью пролитой свое отметить царство.
Оставить бы тебе интриги и коварство
В своей Флоренции и не вводить бы в грех
У нас во Франции ни этих и ни тех,
И сидя посреди, не править самосуда
Над знатью, Церковью и тьмой простого люда!
Семьсот бы тысяч душ тогда не полегли
В дыму сражения, в полях родной земли,
Не предали бы их отчизна и дворяне,
Добычей ставшие твоей родной Тоскане.
Твой сын бы избежал смертельных порошков,
Когда бы ты родство ценила выше ков.
Ты насыщала взор и душу ублажала
Пыланьем пламени, сверканием кинжала.
Два стана пред тобой, враждебных два крыла,
Чью распрю ты сама искусно разожгла,
И здесь француз, и там француз, однако оба
Терзают Францию, твоя воздвигла злоба
Сии два пугала, от коих весь народ
Твоим старанием и страх и злость берет.
Перед тобой земля, которая впитала
Французов павших кровь, да и чужой немало,
И сталью ржавою она отягчена.
О стали чуть поздней: покуда не сполна
Ты пламя залила безмерной жажды крови
И держишь посему оружье наготове.
Вот зеркало твоей души. О той поре
Ты во Флоренции жила, в монастыре[72],
И, не сподобившись покуда высшей власти,
Среди воспитанниц воспламеняла страсти,
И рвали волосы они друг другу всласть.
Твой кровожадный дух теперь имеет власть
Вершить свой умысел, которому пред нами
Стать явным надлежит, хоть он лукав, как пламя,
Чтоб места действия и времени не мог
Ни случай отвратить, ни всемогущий Бог:
Так злополучная сновидица из Трои[73],
Прозревшая резню и зарево ночное,
И сыновей страны безумные дела,
Несчастий отвести от ближних не могла.
За что бы Францию так небо наказало,
Чтоб нас лет семьдесят Флоренция терзала?
Нет, не желал Господь, чтоб долгий срок такой
Наш край у Медичей страдал бы под пятой!
Пусть приговор небес над нами непреложен,
А ты, Господень меч, исторгнутый из ножен,
При виде наших ран смеешься нам в глаза,
Ты в пламя угодишь однажды, как лоза,
Твой стон и жалобы твои на смертном ложе
Со смехом встретит сын, родня и все вельможи,
И лотарингский дом, чей подпираешь свод,
С тобой обрушится и на тебя падет,
И голову твою, и чресла сокрушая.
Ликуешь, бестия, хоть радость не большая
Тебе сопутствует, огонь твой невелик,
А ты хотела бы, чтоб все сгорело вмиг,
И все же на пожар глядишь, на клубы дыма
С восторгом, как Нерон, узревший гибель Рима.
Но всю Италию спалить Нерон не мог,
Бывал нетронутым какой-то уголок,
Не всех прикончили жестокие разгулы
И кровожадный меч безжалостного Суллы[74],
И Фаларидов бык не всех уничтожал[75],
И Цинна[76] яростный, и Цезарев кинжал,
И Диомедовы мифические кони[77]
Не всякого могли пожрать в своем загоне,
Те чудища, каких прикончил Геркулес,
И лев, и злобный вепрь, страшили только лес,
Быка лишь остров Крит боялся непомерно,
Антея Ливия, а гидру только Лерна[78].
вернуться
Реминисценция из Библии. В книге «Екклесиаст» сказано: «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок, и когда князья твои едят рано!» (Екк. 10:16), См. также «Властители», ст. 656.
вернуться
Салический закон — свод законов салических франков, изданный в конце VI в. По салическому праву наследовать власть могли только потомки мужского пола. Д'Обинье намекает на незаконность правления Екатерины Медичи.
вернуться
Иезавель — преступная библейская царица Израиля, жена царя Ахава. Такое прозвище получила среди гугенотов Екатерина Медичи.
вернуться
Речь идет о так называемой политике «маятника», которую ловко использовала Екатерина Медичи для укрепления королевской власти. Принцип такой политики состоял в ослаблении то одной, то другой политической партии.
вернуться
После произошедшей в Италии революции 1526 г., когда Флоренция была осаждена армиями императора и папы, Екатерина Медичи находилась как заложница в различных монастырях.
вернуться
Речь идет о Гекубе, жене царя Трои Приама; их сын Парис стал виновником Троянской войны.
вернуться
Сулла (138—78 гг. до н.э.) — римский полководец, с 82 г. диктатор. Правил с невиданной жестокостью.
вернуться
Фаларид или Фаларистиран сицилийского города Агрипента (VI в. до н.э.); применял изощренную казнь: обреченных помещал внутри полого медного быка, которого затем раскаляли на костре. От нагрева специальное устройство издавало громкий рев (наподобие сирены) и заглушало крики сжигаемых.
вернуться
Цинна — римский государственный деятель, республиканец, противник Суллы.
вернуться
Диомед — мифический фракийский царь, бросавший чужеземцев на съедение своим кровожадным коням. Геракл его самого отдал этим коням, и они его растерзали.
вернуться
Здесь перечислены мифические чудовища, уничтоженные Гераклом. Великан Антей, вопреки стереотипам, прославляющим его за связь с землей, был носителем зла, так как убивал путников.