Пронзая полог туч и воздух, гребни гор
К высоким небесам приблизились в упор,
Вершины гордые окутал снег сыпучий,
Рожденный злобными буранами и тучей,
Холодной шапкой лег, и глав надменных строй
Исполнен грозною, бесплодной красотой;
Сердца и чрева гор внимают среди ночи
Рычанью тигров, львов и хищной твари прочей,
А у подножья круч, в ущельях меж камней
Шипенье слышится в клубок сплетенных змей:
Пустые главы тех, кто вознесен высоко,
Повиты злобою, покровами порока,
В сердцах сих гордецов нет разума, увы,
Там тигры лютые беснуются и львы;
В зловещей тьме утроб таятся, как в пещере,
Желанья грешные — прожорливые звери,
Которые, рыча, безжалостно грызут
Все, что от разума еще осталось тут;
Тлетворен след владык, деянья их кровавы,
В руках нечистых меч, обиды и отравы;
Подножье сей горы — зловредных змей оплот,
Известной хитростью храним змеиный род,
Чьим ядам гибельным обречены такие,
Кто, жизни не щадя, перечит тирании.
Когда карает Бог возлюбленных детей,
Их повелителем становится злодей,
Главою дорогих частей Господня тела:
При исцеленье ран идут лекарства в дело,
Но если в глубину проникнет гной — беда,
Он разъедает все и все мертвит тогда,
Беда, коль тронут мозг сим смертоносным тленом,
Поскольку голова дает веленья членам.
Вожди, кого Господь призвал[129], дабы вели
Из рабства и огня Египетской земли
Стада его детей, колонны Храма Божья,
Вы здания сего и слава, и подножье:
Куда ни ступите, взирает столько глаз,
Людские радости и скорби — всё от вас.
Ваш грех тяжел вдвойне и наказанье тоже,
Чем выше вы взошли, тем вас карают строже.
Ах, столько крови лить! Что это вам несет?
Прибыток невелик. Падение с высот
Весьма мучительно. А с ваших крутогорий
Слетает и кружит над бедным людом горе.
С того и пуст ваш труд, и ото всех потуг
Иссяк ваш здравый смысл и сила ваших рук.
Вам чудится, что вы смелы на поле брани?
Но Бог благословить не хочет ваши длани.
Напрасно к небесам с мольбой ваш взор воздет,
В нем лишь отчаянье, но благочестья нет,
Язык молящийся причастен к сквернословью,
Простерли длани вы, испачканные кровью:
Не тронуть Господа притворною слезой,
Он внемлет жалобе, но только не такой,
По воле Господа огнем душа палима,
Господень чистый жар рождает огнь без дыма.
Псалтыри вашей звук столь сладостен и нов,
Но не приемлет Бог прельстительных псалмов.
Мольба из ваших уст к Творцу дойдет едва ли,
Лобзанья грешные уста вам запятнали.
Вам лучше встать с колен, не простираться ниц,
Они осквернены промеж колен блудниц.
Коль вашим рифмачам совсем иным покроем
Кроить захочется свой слог цветистый, коим
Любовный пыл воспет, фиглярам сим вполне
Палитры не сменить, угодной Сатане,
И на молитвы их пойдут все те же краски,
Какими писаны языческие сказки;
Заблудшим школярам, им не постичь к тому ж
Того, что дарит Дух, учитель наших душ,
От коих те слова Всевышний в небе слышит,
Какими томный лжец любимой вирши пишет.
Вороны, белые от извести, ваш грай
Вас мигом выдает средь голубиных стай[130].
Впустую ваша речь, ваш гомон непрестанный,
Вам не знаком язык Земли Обетованной,
Зря удивляетесь, что всуе ваш приказ,
Никто, ослушники, не хочет слушать вас,
Вам, непокорные, Господь дает уроки,
Чтоб чувствовали вы, сколь мятежи жестоки,
Вы рушите закон Царя царей[131], а он
За это попустил порушить ваш закон.
Коль сердце, гневаясь на эту жизнь в разврате,
Восстало супротив бесстыжей нашей знати,
И сетует она на едкость слов моих,
На мой бичующий, мой беспощадный стих,
Не ждите, короли, похвал: при вас вельможам
Житье привольное, как серафимам Божьим.
Такого, как средь вас, не сыщешь в мире зла:
Всяк спотыкается, коль старость подошла,
Но вы (как некогда сыны земли, титаны)[132]
Стремитесь нанести Святому Духу раны.
Вы, для кого порок — закон превыше всех,
Не короли — рабы, галерники утех
И пагубных страстей, неистовство какое
Блазнит вас, подлые, натешиться в разбое
И ваши скипетры поглубже в кровь макнуть,
Чем царствие начать и завершить свой путь,
На коем столько бед и мук людских так много,
О чьем конце народ в молитвах просит Бога?
Народ — конечности и тело, а главой
Король является, но с головой пустой,
К тому ж безумною, грозит беда большая:
Такая голова, дурачества свершая,
Из тела своего пускает кровоток,
Кромсает плоть свою, и вот — ни рук, ни ног.
Но, может, лучше так, — толкует нам коварство, —
Когда бессмысленны все средства, все лекарства,
А рана все гниет, чернеет день за днем,
И видно, что грозит антоновым огнем,
Не лучше ли тогда рубить больные члены,
Чем тело обрекать на гибель от гангрены?
Такой совет неплох, такая к месту речь,
Когда, отрезав часть, возможно жизнь сберечь,
Но бесполезно все и нет пути к здоровью,
Когда зараза вглубь уже проникла с кровью,
И ощущает мозг, придя в себя едва,
Что яды в плоть струит, хотя он ей глава.
Тот больше не король, а просто хищник дикий,
Кто телом пренебрег, забыл свой долг владыки.
Любовь и пагуба — вот что нам знак дает
Для распознания, кто царь, а кто деспот.
Один огородил стеной и войском грады,
Другой их сокрушать ведет свои отряды,
Когда идет война, когда царит покой,
Один к подвластным добр, зато жесток другой,
Один завоевал любовь к своей особе,
Другой вселяет страх и побуждает к злобе.
Раздолье хищникам, коль стадо им дано,
Сдирает шкуру волк, король стрижет руно,
Благого короля народу власть желанна,
Но молится народ о гибели тирана.
вернуться
129
Здесь, скорее всего, говорится о Моисее, который вывел народ израильский из египетского плена, возможно, имеется в виду и Иисус Навин, поскольку в поэме говорится о вождях, а не о вожде. По мнению переводчика под «стадом его детей» (то есть детей Божьих) автор подразумевает протестантов, а вождями называет предводителей гугенотов.