Отправимся вослед бесстрашным англичанам,
Чей край на «ангельский» похож звучаньем странным.
Необоримый Хокс[278], ты не последний тут,
Был твердым твой обет: едва костер зажгут,
Возденешь к небу длань, и жар переупрямить
Не сможет мужества и не осилит память.
Когда твой лик пылал, а путы на руках
Истлели в пламени и превратились в прах,
Ты выполнил обет, воздев над головою
Обугленную пясть короной огневою.
Священный Альбион, средь скольких светлых душ,
Тобою вскормленных, был Норрис[279], славный муж.
Недаром сказано, что христианам истым
Ко славе предстоит идти путем тернистым.
И сей истерзанный, разут и полугол,
Через врата тюрьмы к стезе страданий шел.
По остью острому, пятная алым травы,
До места лобного влачился след кровавый,
По колкому ковру небесною тропой
Проложен путь туда, где ждал венец златой:
Так учат ноги дух, который приучила
Мученья презирать небес Господних сила.
Узрел мгновенно Бог (поскольку краткий миг
В глазах Всевышнего векам равновелик)
Две казни лютые двух душ несокрушенных,
Два редких мужества, сокрытых в слабых женах,
Двух дщерей Англии, двух преданных Христу,
Два лика горестных, хранящих красоту.
Одну немало дней гноили в заточенье,
Но стойко узница сносила все мученья,
Был ею посрамлен в темнице Сатана,
Являла тем, кто слаб, благой пример она,
Дух поднимала в них. Какой мучитель рьяный,
Мастак заплечных дел, мог сладить с Эскью Анной?[280]
Когда тюремный мрак в теченье долгих дней
Не мог упрямицу сломить, тогда пред ней
Разверзли страшный ад, подвергли мукам тело,
И полумертвая от всей души жалела
Своих мучителей, чья злоба побороть
Пыталась нежную измученную плоть.
Молчала узница, в безмолвье голосили
Тугие вервия, стеная от усилий
Махины пыточной, бездушной силы чьей
Не трогает слеза страдальческих очей,
Они мучителей не удостоят взгляда,
Поскольку их влечет единая отрада,
Их вера светлая возносит к небесам.
Судья осатанел, затягивает сам
Двойные петли уз, он скинул облаченье,
Он с инквизитором в слепом ожесточенье
О жалости забыл, творят безумцы ад,
Единой жаждою мучительства горят,
Ломает кости зверь и разрывает вены,
Но завладеть душой бессильна власть геенны,
И вера устоит, ей в помощь сам Господь,
Который оградить от мук способен плоть.
Не стонет узница, как будто онемела,
Душа ее жива, уходит жизнь из тела,
И, полумертвое, его уносят прочь.
Но духом сильная старается помочь
Собратьям страждущим спасительною речью,
В беседе доброту являя человечью.
Была ей пленом жизнь и каменный острог,
Свершила Анна все, и вот ее итог:
Готовят судьи казнь, венчает суд неправый
Короной произвол, а мученицу славой.
Четыре смертника трепещут пред костром,
Она дарит им свет Господень и притом
Владеет душами и правит их делами,
Чтоб верой пламенной затмить любое пламя.
И молвила она: «О смерть, где длань твоя
Разящая? Где блеск стального острия?
Где взгляд свирепый твой? Где облик твой, страшащий
И хищников ночных, и злобных вепрей в чаще?
Хвала тебе, Господь, здесь лишь тебе дано
Живое убивать и муку заодно,
Отверзлись небеса, нам лик являя Божий,
Отриньте, братья, страх и встретим смерть без дрожи!»
Так на костре она держала речь, пока
Не трогал сердце жар, лишь обжигал бока,
Но вот крылатый взмет порыва огневого
На небеса вознес и дух ее, и слово.
Второй страдалицей была Джоанна Грей[281],
Блюсти ей честь страны как чаду королей,
Ей трон завещан был, но Властелин Вселенной
Своей избраннице иной венец, нетленный,
Взамен короны дал и зрение орла,
Чтоб Царство Божие земному предпочла,
И стало ей в беде милей владеть собою,
Чем смерть одолевать, беря победу с бою.
Страдалице подвал, принцессе небосвод,
Сменила узница престол на эшафот,
Ей нижняя ступень заместо пьедестала,
Карета пышная позорным возом стала,
Финифть запястная и связки жемчугов
Предстали вервием и ржавчиной оков.
Прекрасное чело, венчанное позором,
И эта плоть в цепях людским явили взорам
Знак, что в любви к Христу, — о чудо из чудес! —
Струится вместе кровь и нищих, и принцесс.
Народ на эту казнь взирал в слезах и гневе,
Сочувствуя своей, столь юной королеве,
Которая рукой в перчатке напослед
На тавле восковой писала свой завет,
С запястий путы сняв иссохшими перстами,
В глубокой горести своей придворной даме
Перчатки отдала, а страже крепостной
Вручила грамоту, завет последний свой,
Где значилось сие: «Коль дух, стяжав свободу,
С юдолью узы рвет, восходит к небосводу
И молвит истину пред тем, как там почить,
Коль эту речь мою способен ты почтить,
Когда, покинув дол, мой дух, парящий в небе,
Для мира дольнего принявший смертный жребий,
Всю верность истине являет пред людьми,
Печать моей души, последний дар прими.
Так я тебе пишу, дабы сказать о многом:
Отвергни идолов, тогда пребудешь с Богом,
Отвергни плоть свою, вкушай иную снедь,
Для жизни и любви не бойся умереть,
Пожертвуй жизнь свою тому, кто полон силы,
Но, смерти не страшась, не пожелай могилы,
Конечен жизни ход, и всякий Божий день
В пути к последнему лишь новая ступень,
Взыскующий небес легко снесет мученья,
День смерти для него предстанет днем рожденья».
вернуться
278
Томас Хокс, эссекский дворянин, протестант, сожженный на костре в 1555 году, обещал своим единомышленникам поднять руки над головой в знак того, что, находясь в пламени, можно перенести мучения.
вернуться
279
Томас Норрис — английский священник, сожженный в 1507 году. Д’Обинье ошибочно указывает на то, что он к костру шел по дорожке, утыканной острыми гвоздями, однако это свидетельство относится к другому священнику, казненному в том же Норвиче в 1510 году.
вернуться
280
Анна Эскью — протестантка, сожженная в 1546 г., претерпевшая все пытки, но не выдавшая своих единоверцев.
вернуться
281
Джоанна, или Джейн, Грей (1537—1554) — внучатая племянница короля Генриха VIII. После смерти Эдуарда VI была возведена на английский престол протестантской партией, главой которой был ее свекор герцог Нортумберлендский, но в борьбе с католичкой Марией Тюдор потерпела поражение и была казнена в Тауэре. Имя юной королевы-мученицы стало легендарным среди реформатов.