Другие пятеро, сожженные пред тем,
Ни стали, ни огню не поддались совсем,
Лежали, как во сне, на угольях багровых,
Не чувствовали мук, свободные в оковах[297].
Огонь содружества средь пламени не гас,
И ласковая смерть лобзала, братья, вас,
И целование, каким она лобзала,
Для братства вашего отрадой высшей стало.
Но здесь нам явлена пятерка твердых душ,
Познавших тяжкий труд и много бед к тому ж,
Теперь узрим других, взращенных с детства в холе,
Которым твердость Бог дарует в горшей доле,
На этом свете все в руке Царя Небес,
Во всем Господень перст и власть Его чудес.
Жила ты, Граверон[298], не ведая во благе
Ни своего пути, ни сердца, ни отваги.
В покорстве Господу у кардинальских ног
Ты зря склонялась ниц, один властитель — Бог,
Кто в робости твоей и в кротости сверх меры
Отвагу распознал и чистый пламень веры.
Бог не помога тем, в ком сил и так лихва,
Но силу придает тому, кто жив едва,
Тому, кто в горести, дарует он забаву,
Богатство бедному, униженному славу.
И та, которая, читая о святых,
Вздыхала всякий раз о смертных муках их,
Сомненья ведала и, действуя с оглядкой,
Превозмогала страх, всю жизнь жила украдкой,
Потом в узилище прозрела свет иной,
Убогий разум свой оставив за стеной.
Застала узницу ее сестра при встрече
В молитве и слезах, и вот какие речи
Услышала: «Сестра, на слезы погляди!
Источник их почти иссяк в моей груди,
И сердце слабое, освободясь от влаги,
Ликует и горит, исполнено отваги».
Когда в последний день последний страх исчез,
Рекла бесстрашная: «Я жду любви небес,
Небесный брак сулит утех и счастья много,
Жених мне дал залог, и нет верней залога».
Красою новой лик ее сиял, когда
Зачли ей приговор высокого суда;
Явился ей палач и двум другим[299], которым
Хотел язык отсечь, но встретился с отпором;
Она несчастных сих к смиренью призвала:
«Мы смерти подлежим, и эта смерть светла.
Неужто не блажен язык того, чье слово
Касается ушей и сердца Всеблагого,
Как звучный инструмент, чьи струны сам Господь
Для славы собственной влагает людям в плоть,
Тем, кто готов идти на жертвенник, на требу,
Дабы над алтарем воспрянуть в звуках к небу?
Наш взгляд красноречив и внятен наш язык
Тому, кто языкам огня внимать привык».
И трое жертвуют своими языками,
Дабы потом в костре из уст исторгнуть пламя,
И кровь их брызгами несет седой борей,
И слышится сердцам Господне имя в ней,
Запечатлеется огонь сих глаз ретивых
В глазах толпящихся, в их душах нечестивых.
Безжалостным сердцам столь ненавистный пыл,
Свирепых пардусов[300] ужасно распалил,
И чтоб насытить взор страданьем в полной мере,
Живьем несчастных жен закапывали звери,
А те без трепета, исполнясь новых сил,
Глядели вглубь своих разверзшихся могил
И принимали смерть от тех, кто беззаконно
Бесчестил матери-земли родное лоно.
Огонь сжигает все и оставляет нас,
Увы, без воздуха, чем губит всякий раз,
В смертельный кипяток преображает воду,
И надо же земле убийцей стать народу.
В ряду имен святых, угодных небесам,
Однако на земле узнавших только срам,
Упомяну Мари, которая узрела
При жизни страшный гроб, куда положат тело
Под гнет стальных брусков, набитых поперек;
Сей гроб лишь плоть сдавил, но дух сломить не мог.
И молвила она: «Ложимся мы, как зерна
В земную глубину, дабы ожить повторно,
И если часть меня должна, истлев, пропасть,
На небо первою взойдет другая часть,
Нетерпелива плоть, скудели этой надо,
Чтоб дух скорей достиг небес, Господня Града.
Ты так легка, земля, и сладостна, как мед,
Священная, твой путь на небеса ведет».
Так жизнью стала смерть, сиянием могила,
Так небесам Мари триумф земли явила.
вернуться
297
Здесь говорится о пятерых лозаннских студентах, арестованных в Лионе в апреле 1552 г., обвиненных в ереси и сожженных в 1553 г. Во время казни их веревки быстро сгорели и мученики оказались свободными от уз.
вернуться
298
Филиппа де Лен, мадемуазель де Граверон — мученица Реформации. Вместе с другими своими единоверцами, собравшимися тайно на улице святого Иакова, она была схвачена 4 сентября 1557 г.