Когда охваченный огнем земной предел
Всевышний посетил, страданья он узрел
Тех, кто за истину, а против них ораву,
Какая Церковью зовется не по праву,
Безбожников, хмельных от крови и вина,
Кому и в мирные неймется времена,
Несут огонь и меч и прочие напасти
Во имя почестей земных, во имя власти,
В руках несут кресты, но нет креста на них,
Сей неуемный скоп в преследованьях лих.
Собравшись на совет, они смелы в решеньях
И мигом «да» иль «нет» начертят на прошеньях,
И лают, словно псы, когда хотят бедняг
От Церкви отлучить, от прав и всяких благ.
Вот соль безвкусная, завеса туч безводных,
Сырых поленьев чад, достаток дней неплодных,
Как древо на бугре, когда излишний тук
Мертвит листву и ствол и сушит каждый сук.
К тому ж открыто все перед Господним оком,
За фиговым листком не спрятаться порокам
Лихих советников, чьи званья и чины
Себя убийствами позорить не должны.
А эти вот, не храм меняя — только имя,
От мук избавлены повинными своими,
Потом на радостях отпировав за двух,
Без задних ног храпят на персях бледных шлюх.
Господь не стал глядеть на этот срам безмерный,
Во гневе кровь его кипела, и от скверны
Он отвратил свой лик, прикрыл глаза рукой,
Не захотелось жить средь мерзости такой.
Власы и борода Господни встали дыбом,
Чело нахмурено, взметнулась бровь изгибом,
Из глаз метнулся огнь, рассыпал искры слез,
Исторгла вихри грудь и молнии вразброс.
И пожалел Господь, что создал землю эту,
Берет он жезл войны, являет белу свету
Ларец с бесхлебицей, ветрами и чумой,
Стихию воздуха грозит смешать с морской,
Обрушить вновь удар, опять ковчега стены
Сулит избранникам и свой союз священный,
Чтоб веру возродить в сердцах, где веры нет,
Поскольку Бог — не царь из тех, что сотни лет,
Сатрапы жалкие, хранят себя под стражей
Оружья, ков, отрав, страшась угрозы вражьей.
В запасе у него вода, огонь и тьма,
Для грешных он грехи насыпал в закрома
И долго зло терпел, дабы не стать причиной
Возможных больших зол; затем, объят кручиной,
В молчанье думал Бог, склонив свое чело,
Глушил рыдания, вздыхая тяжело,
Разъял скрещенье рук, подъял внезапно длани,
Был прерван мир с землей, настало время брани.
Семижды топнул Бог, вздымая пыль столбом,
Четыре ветра взвил квадригой, а потом,
Не глядя, полетел на четверне летучей
И скрылся в небесах за непроглядной тучей.
И омрачился лик земли, и ночь легла,
И стала высь небес от радости светла.
КНИГА ПЯТАЯ
МЕЧИ
Бог отвратил свой взор от проклятой юдоли:
Сиянье, жизнь, закон и вера поневоле
Взмывают к небесам, и вот густая мгла
Весь дол и жителей его обволокла.
Бывает, что король, который честно правит,
Покинет стольный град, дворец и трон оставит,
Затем чтоб совершить своих земель объезд,
Проверить рвение властей далеких мест,
Чтоб губернаторов сменить несправедливых,
Чтоб где-то усмирить бунтовщиков ретивих
И, завершив свой путь окружный, наконец,
Вернуться в стольный град, вернуться в свой дворец:
Его встречает двор и весь Париж встречает,
И не находят слов, и в нем души не чают,
И сбивчиво твердят, что плакала земля,
Не видя радости, не видя короля,
Что радость вновь пришла с возвратом властелина.
Вот так же (пусть для нас и неясна картина,
Но дал ведь нам Господь священный свой Завет,
Где смертным разрешил узреть небесный свет)
Царь неба, в чьей руке все короли, все принцы,
Устав от суеты мятущихся провинций,
Вновь сел на свой престол, восславлен и велик,
Небесным жителям явил свой светлый лик.
Стремясь к его лучам, бесчисленные гости
Летят к Всевышнему в чертог слоновой кости,
Мильоны подданных спешат предстать пред ним,
Чтоб солнце увидать. Здесь каждый серафим
Восторженно глядит на светоч негасимый,
А вот почтительно склонились херувимы:
Кто заслонил лицо, кто наг, а кто одет,
Как ярко отражен от них Господень свет.
Господь в самом себе соединяет, к счастью,
Свеченье ясности с могуществом и властью,
И власть Всевышнего законам всем закон,
Над всеми тронами его вознесся трон.
Нечистый дух возник в собранье чистом этом,
Замыслил злобный враг взять в руки власть над светом,
В сонм ангелов тайком пробрался Вельзевул,
Но от всевидящих очей не ускользнул.
Он Бога ослепить хотел заемным блеском,
Под видом ангела парил он в свете резком,
Был ясен лик его, лучился яркий взгляд
Притворной добротой, а как сверкал наряд:
Безгрешной белизной ласкали складки зренье,
И белоснежное мерцало оперенье
Скрещенных за спиной недвижных легких крыл.
Убор свой и слова Нечистый отбелил,
Он кроток, он совсем от нежности растает.
Но вот Господь его за шиворот хватает,
От прочих тащит прочь, и молвит Царь Небес:
«Откуда взялся ты? Что затеваешь, бес?»
С поличным пойманный, почти лишенный чувства,
Дух искусительный забыл свое искусство,
Волосья дыбятся, наморщено чело,
Из-под густых бровей два глаза смотрят зло,
Такое белое недавно покрывало
Вдруг изменило цвет, узорной кожей стало,
При линьке сброшенной, оставленной в пыли
Змеей, которую очковой нарекли.
Нет больше нежных щек с цветущими устами,
Лик ангела исчез, лик дьявола пред нами,
Все скверной полнится, хоть ведрами разлей,
Ужасен этот лик, пред нами лютый змей:
Исчезла белизна и перьев изобилье,
Из коих смастерил он ангельские крылья,
Как цвет их потемнел, они уже черны,
Накрап огня горит на крыльях Сатаны,
Он крапчат, как дракон из африканской чащи,
Он шкурой аспида оделся настоящей,
Он лег на небосвод, рядясь во все цвета,
Он брюхом пожелтел и почернел с хвоста.
Изогнутый в дугу, он весь пропитан ядом,
Так мнимый ангел стал подобен злобным гадам.
Надменное чело и лживые слова
Поникли пред святым дыханьем божества.
Кто видел, чтобы вор, срезающий привычным
Приемом кошелек и пойманный с поличным,
Стал отпираться бы, придумывая ложь?
И Сатана смекнул: так просто не уйдешь,
Куда б ты ни бежал, Господень перст достанет,
А разве кто-нибудь Всевышнего обманет?
Любой поспешный шаг — нас кара ждет сполна,
И хриплым голосом дрожащий Сатана
Ответил: «Я хочу сойти на землю нашу,
Повсюду заварить хочу крутую кашу,
Прельщать, обманывать, в соблазн вводить везде
Богатых в роскоши, а бедняков в беде.
Иду, чтоб на земле повсюду строить козни,
Твой храм спалить огнем, меч обнажить для розни,
В темницах сумрачных, где сырость и гнильца,
Свободой соблазнять нетвердые сердца,
Варганить чудеса пред скопищем народным
И тысячи ушей приставить к благородным,
Сердца влюбленные красою поражать,
В жестоких хитростью жестокость умножать,
Не дать насытиться скотам пороком грубым,
Скупцам — богатствами, а властью — властолюбам».