Князь Тьмы продумал план и, лишних слов не тратя,
В державы Запада свои скликает рати,
И черных ангелов рои уже летят,
Дабы спустить с цепи остервенелый ад.
Клевреты Дьявола, порой надев сутану,
Искусно образа малюют Ватикану,
Антихрист сам глядит на сгинувших в резне,
Плодами рук своих доволен он вполне.
Но если ад восстал, и небо задрожало,
Бессонны ангелы, у коих дел немало:
Овечек стерегут; и сил небесных стан
Жестокую напасть отвел от христиан.
Так противостоят бойцы двух ратей истых,
Отважные ряды нечистых сил и чистых.
Здесь каждый светлый дух, исполнив свой урок,
Взлетает в небеса почить на краткий срок,
Как стрелка компаса, трепещет он над бездной
На синей паперти бескрайности небесной.
На дивном полотне Создателю видны
Его воители и войско Сатаны,
И настоящий рай, как в лучшей из мистерий,
Сверкая красками, горит на горней сфере[333],
Все ярче на холсте бессмертные тона,
Чьим светом высота и глубь озарена.
Работа божьих слуг, художников прекрасных,
Божественной красой ласкает взор несчастных,
Кто мучеником был во время грозных дней;
Сравнима ли пора клинков с порой огней?
Так душам доблестным, почившим в горних кущах,
Был явлен горький рок детей их, вслед идущих:
Отцы увидели их стойкость в гуще бед,
Цвет поколения, чья воля с детских лет
Ступая по пятам, отцов теснила сзади.
Другие видели с небес к своей досаде
Потомства тусклый лик, презренный жалкий род,
И гневались в душе, хотя в краю высот
И нет земных страстей, хотя в святом чертоге
Лишь ревность к Господу, лишь свет и слава в Боге.
Чтоб славы этой свет не гас в сердцах сынов,
К отступникам всегда был приговор суров,
Не важно для небес, кому вы вслед идете,
Что значит там родство по крови и по плоти!
Узрели небеса: лишь руки опустил
Усталый Моисей, Израиль отступил,
Лишь поднял длань Господь, воспрянули евреи[334];
Иссякнут силы в нас, но с верой мы сильнее;
Когда в гордыне мы, уходит вера прочь,
Без божьей помощи кто в силах нам помочь?
Поборники небес, отдавшие отчизне,
Законам и Христу свои сердца и жизни,
Сражения могли узреть издалека,
Отряды малые, огромные войска;
Тот, кто на небеса попал из гущи боя,
Узрел глаза в глаза свое лицо другое.
Искусное перо в деснице держит Бог,
В которой иногда карающий клинок,
И сокровенные заветы и деянья,
Столетья, дни, часы живут в летописанье
Под кистью мастера; не знал с начала лет
Такой истории священной белый свет.
Как чудеса времен и всех событий диво
Руками ангелов расписаны красиво[335],
Как все расчислено, все соразмерно тут,
Древнейшие века как ярко предстают!
Ни мрак невежества, ни зло, ни царь трусливый
Не в силах очернить истории правдивой.
Удастся избранным заметить на холсте
То, в чем бессильна кисть, а в строчек наготе
Увидеть блеск мечей, услышать злобы кличи
Во имя разных вер и племенных различий,
В незримой летописи, в мирных небесах
Им явится война, неистовство и страх.
Там некогда они увидели впервые
Картины бытия, прекрасные, святые.
А вот пред вами встал слепой Беллоны[336] лик,
Которая себя убить готова вмиг,
Не терпит целого, обломки ей дороже,
Когтями рвет она куски своей же кожи,
Извивы кос ее — сплетенья серых змей,
Язвящие живот и грудь, и спину ей,
Но с радостью она укусов сносит тыщу,
Дана волчице кровь и мертвечина в пищу.
А вот всей Франции предел пред нами лег:
Сухой в жару Прованс и храбрый Лангедок,
Вот Пикардии пыл, Нормандия в тумане,
Всеядный Пуату и вольный край Бретани,
Достойный Дофинэ, Сентонж, — ты только глянь! —
Строптивый Бургиньон, веселая Шампань,
Богатства Лионне, Гасконь, страна отваги,
Чьи дети шляются по всей земле, чьи шпаги
В рядах наемников стоят за верный куш
На страже веры, благ и тайн трех тысяч душ.
А тайна главная в трех головах созрела,
Их вера отцвела, весною облетела.
Она жила в бойцах, но без удил сердца
Дышавших воздухом растленного дворца.
Французы спятили, им отказали разом
И чувства, и душа, и мужество, и разум.
Как отвратителен войны гражданской вид!
Селенье мертвецов у ног ее лежит,
На пустоши большой останки убиенных,
Тела несет река, тела висят на стенах.
А вот на площади огромный эшафот,
Одна из жертв глаза возводит в небосвод[337],
Как бы моля взглянуть на кровь казненных прежде,
А после записать все это, и в надежде
Кровавые от брызг ладони тянет ввысь:
«Господь карающий, взгляни и отзовись!
Здесь тысячи смертей, отмсти, Господь, за муки,
Воздень скрещенные свои у сердца руки».
вернуться
333
Эти небесные образы Агриппа д’Обинье противопоставляет ватиканским фрескам, которые он считает сатанинскими произведениями.
вернуться
334
Здесь упомянут библейский эпизод, когда Моисей послал в бой с амаликитянами Иисуса Навина с отборным отрядом, а сам остался на холме, подняв жезл, врученный ему Богом. Пока его рука с жезлом была поднята, евреи побеждали (Исх. 17:11-12).
вернуться
335
Все картины, изображенные на небесном куполе, рисуют события священной истории и обычные исторические события. Все это расписано по воле Бога руками ангелов. Увидеть эти картины могут только праведники, попавшие в рай.
вернуться
337
Французские комментаторы допускают, что здесь говорится о Вильмонжи-Брикмо, офицере-гугеноте, казненном в Париже в присутствии придворных дам уже после Варфоломеевской ночи.