К слову сказать, выходит, что ныне я говорю почему-то не о моем сочинителе и его достоинствах и достижениях. Я ему служу уже двадцать восемь лет и почти все время в боевом строю, поскольку он занимает пост важного военачальника[9], что связано с немалыми заботами, ибо в его попечении ставка главнокомандующего, так что приходится вникать во все. Наиболее любимые свои писания он сочинял в седле или в окопе, увлеченный не только ложными передвижениями войск, но и другими делами, сиречь духовной пищей, невзирая на час дня и время года. Мы корили нашего повелителя, которому подавай на стол морскую рыбу, хотя ее надобно было вести за сто лиг. Но что более всего выводило нас из себя, это невозможность заставить его перечитывать написанное. Кто-то о нем сказал, что он проявил себя в разных областях, но по нашему разумению он утратил все свои достоинства из-за небрежения в делах, хотя ему доставало и небольших усилий. Об этом качестве нашего хозяина скажем с большой похвалой, хотя мы этим и не грешим. Мы бывали с ним бесцеремонны, что должно кому-то быть по душе: в частности, когда попадались просторечия. Возражая нам, он все же строил стих согласно нашему желанию, однако ворчал, что старик Ронсар, коего он почитал выше всех современных ему[10] сочинителей, говаривал ему и другим: «Дети мои, берегите свою мать, родную нашу речь, от всех, кто благородную девицу хочет обрядить служанкой. Сколько исконно французских слов, в коих ощущаем старую вольную Францию, таких как «тонина», «заради», «нутро», «берлога», «прядать» и других в этом роде, советую вам не утрачивать сии старинные словесы, употребляемые вами и оберегаемые беззаветно от всяческих лоботрясов, не понимающих тонкости слова, которое не подражает латыни или итальянщине, они предпочитают употреблять такие словечки, как «дифирамб», «неглижировать», «критиковать», нежели «хвала», «пренебрегать», «злословить», их речь достойна школяров из Лимузена»[11]. Сказанное — собственные слова Ронсара. Позже, когда мы упрекнули нашего мастера за некоторые стихотворные размеры, показавшиеся нам жестковатыми, он ответил, что Ронсар, Без[12], дю Белле и Жодель[13] не стремились к более совершенным, что сам он не столь знаменит, как виршеплеты, издающие законы стихописания. Несмотря на соблюдение правил при таких языковых трудностях, как причастие прошедшего времени женского рода, он допускал в этих случаях изредка вольности, заявляя, что обогащает язык. Однако во всех его ранних писаниях ощущаются стихотворческие приемы прошлого века. Во имя простоты стиха наряду со сложными метрами он употреблял в своих сочинениях не более трех-четырех размеров.
9
В 1584 г. А. д'Обинье был произведен в чин, соответствующий современному званию бригадного генерала или генерал-майора.
10
Пристрастие Ронсара к диалектизмам и архаическим формам в языке отразилось на лексике его поэзии и нашло место в его трактате «Защита и прославление французского языка».
11
В романе Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» некий школяр безбожно коверкал французский язык, вставляя не к месту латинизмы.
12
Теодор де Без (1519—1605) — поэт, богослов, переводчик на французский язык «Псалмов», после смерти Кальвина стал вождем французских и швейцарских протестантов.