Как видим, Люба пострадала из-за Леонида. Юлия Мельцер-Бессараб-Джугашвили — из-за Якова. Юлия провела в заключении четыре года. Сталин 16 августа 1941 года подписывает приказ, в котором говорится: «Мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу… Эти позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии… имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы». (В скобках отметим, что таких неустойчивых, малодушных, трусливых элементов оказалось в первые месяцы войны более 3 миллионов.)
Немцы, кстати, к факту пленения относились вполне нормально: что ж, на то и война, чтобы были убитые, раненые, пленные. Капитан Реушле сказал Якову: разве это позор для солдата — попасть в плен? Он после войны вернется домой. С солдатом ведь всегда может случиться, что он попадет в плен, будучи ранен или просто. Даже если он храбрый солдат, все равно могут сложиться такие обстоятельства, что он вынужден будет сдаться. Яков не нашел что ответить. Капитан Реушле далее предположил: вы думаете, что ваша семья из-за того, что вы попали в плен, будет иметь неприятности? Яков вскричал: «Нет, никаких неприятностей, мне стыдно, мне!»
Ему в самом деле было стыдно. О жене он переживал, но был уверен, что ничего страшного с ней не случится. Он и вообразить не мог, что его пленение трагически скажется на ее судьбе. Он не знал, что Сталин в первом пункте приказа ГКО от 16 августа 1941 года потребовал: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров». Выпишем отдельно: семьи подлежат аресту.
Но при чем здесь семьи, если страна «благодаря» гению Сталину не подготовилась к войне?
Я спрашивал Раду Никитичну Хрущеву, неужели Никита Сергеевич ничего не предпринял, чтобы вызволить невестку из лап НКВД? Она воскликнула: «Ну что вы! Тогда это было совершенно невозможно».
Бросился на колючую проволоку.Через месяц после последнего боя Леонида Хрущева погибает и Яков Джугашвили. 14 апреля 1943 года после обеда в бараке, где он содержался, разгорелся скандал между русскими и британскими военнопленными. Как свидетельствует поляк Александр Салацкий, русские обвинили англичан в том, что они лебезят перед немцами. Англичане, в свою очередь, кричали, что они не собираются корчить из себя героев, а будут спокойно дожидаться конца войны. Дело дошло до драки. Якова избили. Вечером он отказался войти в барак, был в подавленном состоянии. А потом бросился на колючую проволоку, через которую проходил электрический ток. Смерть была мгновенной.
Комендант концлагеря Заксенхаузен полковник СС Кайдль, арестованный в Берлине в июле 1945 года, дает несколько иную версию гибели Якова Джугашвили. Согласно показаниям Кайдля, Яков и другие заключенные барака № 2 вечером были выведены на прогулку. В семь часов вечера дежурный офицер Юнглинг приказал всем зайти в барак. Пленные послушно повернули к бараку, за исключением Джугашвили. Юнглинг повторил приказание, но он отказался его выполнять. Яков, будто бы глубоко задумавшись, направился в сторону рядов колючей проволоки. Часовой закричал: «Стой!» (Естественно, по-немецки.) Яков продолжал идти. Часовой: «Стрелять буду!» После этого предупреждения Яков стал ругаться, разорвал ворот и, закричав: «Стреляй!» и кинулся на провода высокого напряжения. Часовой выстрелил. Пуля попала пленному в голову.
По распоряжению Кайндля труп не убирали 24 часа. Потом поступило указание Гиммлера доставить тело на исследование в лагерную больницу. Приехали два профессора из Берлина, которые после осмотра трупа составили акт, в котором говорилось, что Джугашвили убит ударом электрического тока высокого напряжения. После этого тело было сожжено в крематории, а пепел помещен в урну, которую вместе с материалами расследования обстоятельств гибели отправили в Главное управление имперской безопасности. Кайндль во время следствия опасался неприятностей, что не сохранил жизнь такого важного пленного, но, по его словам, «все обошлось». На вопрос, где находится личное дело военнопленного Джугашвили, Кайндль ответил, что хранил его в своем сейфе, а после капитуляции Германии приказал своему адъютанту сжечь его.
Почему Заморин умолчал в рапорте о подлинных обстоятельствах гибели ЛеонидаЛеонид Хрущев оставил после себя двоих детей: от первой жены — дочь Юлию, от второй — сына Юрия. Юлию после ареста Любови Илларионовны взяли в семью Хрущевых, Никита Сергеевич и Нина Петровна удочерили девочку, она стала им как родная дочь. Когда Сизых возвратилась в 1954 году из ссылки, она не сразу встретилась с дочерью, но потом произошло по сути их новое знакомство. Однако Юля так и осталась формально дочерью Никиты Сергеевича, хотя отчество у нее — Леонидовна. Хрущев любил брать ее с собой в зарубежные поездки.
А Юрий оказался вместе с матерью в эвакуации. Кстати, когда я сказал Елене Георгиевне Боннэр, что занимаюсь исследованием судьбы Леонида Хрущева, она воскликнула: «Он же был женат на Евгении Этингер, сестре моей лучшей подруги Регины. Юру я хорошо знаю. Как он?» Судьба у него сложилась удачно. В 1947 году к нему явился человек из органов и сказал: «Собирайся. Поедешь к деду». И отвез его к Никите Сергеевичу. Юрий стал жить в семье Хрущевых. Он пошел по стопам отца — выучился на летчика-испытателя. Его сестра Юлия — журналистка, долгое время она работала в Агентстве печати «Новости».
Как Никите Сергеевичу сообщили о том, что сын пропал? Командующий 1-й воздушной армией Худяков пишет Хрущеву: «В течение месяца мы не теряли надежды на возвращение Вашего сына, но обстоятельства, при которых он не возвратился, и прошедший с того времени срок заставляют нас сделать скорбный вывод, что Ваш сын — гвардии старший лейтенант Хрущев Леонид Никитич пал смертью храбрых в воздушном бою против немецких захватчиков». Письмо это вручил Хрущеву старший лейтенант Иван Заморин, который поднимался в воздух в паре с Леонидом.
Истинные детали боя раскрылись много лет спустя. Как свидетельствует Петр Кримерман — личный фотограф Никиты Сергеевича Хрущева, Заморин прислал в начале 70-х годов на имя министра обороны СССР маршала Устинова письмо, в котором описывает, как на самом деле развивались события в том самом бою: «Я в рапорте умолчал о том, что, когда «ФВ-190» рванулся на мою машину в атаку, зайдя мне снизу под правое крыло, Леня Хрущев, чтобы спасти меня от смерти, бросил свой самолет наперерез огневому залпу «фоккера». Безусловно, Леонид прекрасно понимал, чем эта «заслонка» грозит ему. «Фокке-Вульф» в упор расстрелял вставшую на его пути машину, после бронебойного удара самолет Хрущева буквально рассыпался на моих глазах!.. Вот почему на земле было невозможно найти какие-либо следы этой катастрофы. Тем более что искать начальство приказало не сразу — ведь наш бой происходил над территорией, оккупированной немцами».
Почему же Заморин в рапорте после боя был неискренен? Он приводит следующие мотивы тогдашнего своего поведения: «Командование полка было крайне заинтересовано в том, чтобы принять мою версию за «чистую монету». Ведь оно тоже напрямую разделяло суровую ответственность за гибель летчика — сына члена Политбюро! Я струсил и пошел на сделку с совестью, фальсифицировав факты».
Маршал Устинов не дал ход этому важному свидетельству. Положил письмо в свой архив. Нужно учитывать политическую ситуацию того времени. То было брежневское время, когда фамилия Хрущева в официальных документах, выступлениях не упоминалась, даже если речь шла о периоде его правления. И уж, естественно, такие важные подробности о судьбе члена семьи свергнутого руководителя Советского Союза не могли появиться в печати. Так и лежало письмо Заморина среди бумаг Устинова до перестроечных времен.