В приемной Дудаева всегда тесно от обилия вооруженных людей. Охрана президента — молодые парни в штатском, пистолеты заткнуты прямо за пояс. Автоматы носят за ремень дулом вниз. Когда гвардеец садится на стул или в кресло, дуло, как отбойный молоток, грохает по полу, а пол из мозаичного паркета, не хуже, чем в Эрмитаже, и потому паркет измочален до состоянии невменяемости. Когда Дудаеву требуется перейти из кабинета в зал совещаний — это рядом, — охранники заставляют всех посетителей выйти из приемной в вестибюль, отвернуться лицом к стене, после чего президент шествует по коридору. Просится историческая параллель: в свое время, если по кремлевскому коридору передвигался Сталин, то любого на его пути заталкивали в первый попавшийся кабинет и ставили лицом к стене.
Беслан Гантамиров возглавил комитет обороны. Он тогда заявлял: «Оружие заговорит лишь при вторжении извне. Почти все оружие находится в ведении комитета обороны и без моего личного указания ни одного выстрела из него произведено не будет». Остается, правда, неясным, как понимать вторжение извне? Если, скажем, Турция или Гондурас посмеют вступить на священную чеченскую территорию? Нет, вторжение, конечно, ожидается с севера. Но ведь Чечня — часть России, так что же, если подразделение российской армии вступит на территорию России же — заговорит оружие?
В России хватает своих генералов, и у них не менее горячие головы, чем у Дудаева или Гантамирова. В Грозный метнулся разобраться в обстановке Александр Руцкой, вице-президент России. В аэропорту Грозного обнадежил: «Два генерала всегда договорятся». И действительно: оба — летчики, воевали крыло в крыло в Афганистане, и тот и другой не представляют себя без усов. Но вот не получилось договориться. Ирина Дементьева, журналист «Известий», отмечает: «Дудаев тогда нервничал, вел себя желчно и неуступчиво». Садясь в самолет, отправляющийся в обратно Москву, Руцкой бросил: «Вы знаете, я привык вещи называть своими именами, — это не что иное, как бандитизм». Не надо бы ему кидаться такими оскорблениями. Дудаев сказал про вице-президента: «Он просто человек чрезвычайно низкого уровня развития. Ему нельзя работать на такой должности. Не тот ранг».
Вслед за Руцким в Москву летит документ за подписью Дудаева: «Действия Руцкого и его команды в период пребывания в Чеченской республике признать провокационной акцией международного масштаба, заранее подготовленной в темных замыслах российского правительства против чеченского народа… Грубое вмешательство во внутренние дела Чеченской республики считать объявлением вооруженного противостояния…»
Война? Почти. Война начинается, когда у кого-то сдают нервы. Нервы у обеих сторон на пределе, но пока не рвутся. Дудаев издает декрет: отзываю из вооруженных сил СССР всех военнослужащих чеченской национальности, объявляю мобилизацию всех лиц мужского пола от 15 до 55 лет, приказываю привести в боевую готовность национальную гвардию. Перед президентским дворцом столик, за ним сидит неизвестно кого представляющий человек, он ставит в паспорта штамп — и обладатели паспортов превращаются в граждан Чеченской республики. Вот так просто — в советском паспорте отметка: гражданин свободной и независимой Ичкерии.
Дудаев: «На своей территории мы воевать не собираемся»
Воинственный шум в Грозном нарастает до такой степени, что на него обращает внимание Борис Ельцин: а кто это у меня там зашевелился на Кавказе? Ельцин уже президент России, он ведет борьбу за лидерство в заоблачных политических высотах с Горбачевым, потому надо продемонстрировать свою мощь. 19 октября Ельцин решает: пора с непокорными заговорить языком ультиматума. И на другой день в Грозном потешаются над такими грозными строчками:
«Предлагаю в течение суток:
а) выполнить постановление президиума Верховного Совета РСФСР «О политической ситуации в Чечено-Ингушской Республике»;
б) освободить все захваченные здания и помещения, принадлежащие государственным органам и общественным организациям;
в) сдать все имеющееся оружие органам внутренних дел республики;
г) распустить незаконно созданные вооруженные формирования.
17 ноября 1991 года совместно с Временным Высшим Советом Республики провести демократические выборы Верховного Совета Чечено-Ингушской Республики, референдум о государственном устройстве Чечено-Ингушской Республики согласно действующему законодательству РСФСР.
Предупреждаю, что в случае невыполнения этих требований будут приняты все предусмотренные Законами РСФСР меры в интересах нормализации обстановки, обеспечения безопасности населения и защиты конституционного строя».
Имел Ельцин право выступить с подобными требованиями? Безусловно. Он президент, на подвластной ему территории бродят беспорядочные толпы вооруженных людей, российские законы не исполняются. Имел он право требовать сдачи оружия? Несомненно. В любой стране все эти требования законны и обсуждению не подлежат. Правда, при условии, что подвластная территория подчиняется законам страны…
В Грозном восприняли обращение Ельцина как объявление войны. Закружились на площадях старики в танце зикр — этим кружением люди доводят себя до крайнего возбуждения, впадают в экстаз, и тогда им ничего не страшно. Раздались воинственные крики на центральной площади Грозного. Застрочили «калашниковы» — пока в небо. Этот народ с оружием уже не остановить. И ельцинское «предупреждаю» бессильно повисло в воздухе. Сил у России даже на то, чтобы просто продемонстрировать серьезность своих намерений, не говоря уж о приведении в чувство разволновавшихся людей, не было. И, забегая вперед, отметим: еще долго не будет. Дудаев назвал обращение президента России «последней отрыжкой российской империи, стремлением наступить на горло демократическим силам в Чеченской республике». Судья Ихван Гериханов заявил по телевидению: «Вы опоздали, Борис Николаевич. У нас суверенитет уже действует и будет действовать». Насчет опоздали — это точно, а вот по поводу суверенитета — тут полная неопределенность. Мало объявить себя независимым, надо, чтобы тебя таковым признали другие.
Сергей Филатов, глава президентской администрации, оценивает тогдашнюю ситуацию: «Получалось так, что Ельцину предоставляли право и вменяли в обязанность стукнуть кулаком по столу. В той ситуации это могло вылиться в национально-освободительное движение, и Ельцин решил до поры до времени оставить все как есть». Если поверить этому объяснению, то Ельцин просто опасался эскалации конфликта.
Впрочем, даже если бы Дудаев и захотел выполнить требование Ельцина, то при всем желании это ему не удалось бы. Толпа бы не позволила. Тем более что у каждого второго «калашников». Начало формироваться ополчение. Начальник штаба комитета обороны Чечни Илес Арсанукаев, между прочим, предупреждал: «Любые силовые методы приведут ко второй кавказской войне. И отголоски ее будут звучать не только в регионе, но и в Москве». И, действительно, отозвалось — линия фронта проходит сегодня и по Москве.
Дудаев был одержим войной. Чеченцы очень хотели воевать. Сказывались и желание отомстить за депортацию, и жажда взять реванш за проигрыш войны в прошлом веке, да и просто воинственность, которая в крови у непокорных горцев. Кроме того, на войне можно прилично подзаработать. В 2000 году за один день боевику начисляли 200 долларов США — худо ли?
Война подступала. Дудаев ее жаждал. В беседе с ним корреспондент Сергей Дмитриев ужаснулся: ваша воинственность сродни безрассудству. Дудаев был горд произведенным эффектом: «Вне зависимости от численности любой народ или народность может успешно воевать против крупной державы… Все зависит от того, насколько сознательно он идет на войну против державы. Иначе его могут уничтожить под самый корень». Другому корреспонденту он раскрыл свои планы: «Это будет война без правил. Невозможно найти такие правила. Могу вам сказать только одно: на своей территории мы воевать не собираемся». И апофеоз: «Россия — это Карфаген, и он должен быть разрушен». Генерал заявил, что чеченцы, которые живут в России, должны объявить газават, каждый чеченец должен стать смертником. Дудаев выдал такой расчет: «Тысячи человек достаточно, чтобы Россию перевернуть и стереть в ядерной катастрофе». Он имел в виду теракт на какой-нибудь российской АЭС. Дудаева остановило лишь одно соображение: одновременно была бы стерта с лица земли и Чечня.